Погруженный в раздумья, Дейсейн вернулся к еде.
Вскоре Бурдо принес клубнику, которая тоже оказалась очень вкусной.
- Как, сэр, нравится?
- Отлично! Лучше, чем пиво.
- Ну, пиво уж - моя вина, сэр. Возможно, как-нибудь в другой раз. - Он осторожно прокашлялся. - А Дженни знает, что вы здесь?
Дейсейн опустил ложку и стал вглядываться в тарелку с клубникой, словно пытаясь разглядеть в ней свое отражение. Перед глазами вдруг возникла Дженни - в красном платье, такая жизнерадостная и энергичная.
- Нет... еще не знает, - ответил он.
- Вы знаете, что Дженни до сих пор не вышла замуж?
Дейсейн взглянул на игравших в карты сантарожанцев. "Какой прекрасный у них загар на лице. Значит, Дженни еще не вышла замуж?" Доктор Паже оторвал взгляд от карт и сказал что-то человеку слева от него. Они оба рассмеялись.
- Ее... телефон указан в справочнике, мистер Бурдо? - спросил Дейсейн.
- Она живет вместе с доктором Паже, сэр. И почему бы вам не звать меня Уином?
Дейсейн посмотрел в лицо собеседника с резкими чертами мавританских предков, внезапно заинтересовавшись им. В его голосе звучал едва заметный акцент уроженца юга. А дружелюбие, то, с какой охотой он сообщал ему сведения о Дженни - все это было типично для южанина... С виду доверительная, дружеская беседа, но к ней примешивалось что-то еще: Бурдо как бы прощупывает его, осторожно пытается выведать какую-то информацию. Дейсейн почувствовал, как в нем просыпается психолог.
- Сколько лет вы живете здесь, в долине, Уин? - спросил он.
- Около двенадцати лет, сэр.
- А как вы попали сюда?
Бурдо покачал головой. Уголки рта тронула печальная улыбка.
- Сэр, лучше, если вы не будете знать эту историю.
- Но мне все же хочется услышать ее. - Дейсейн внимательно и выжидающе посмотрел на Бурдо. Где-то ведь должен найтись ключ, которым можно приоткрыть дверь ко всему загадочному в этой долине. "Дженни не замужем?" возможно, Бурдо и есть этот ключ. Негр вел разговор с некоторой застенчивостью, которая, как знал Дейсейн, располагает к доверительности. Сейчас он на это только и надеялся.
- Что ж, если вы действительно хотите знать, сэр, - начал Бурдо, тогда слушайте. Я отбывал срок в тюрьме в Новом Орлеане (Дейсейн обратил внимание на резко усилившийся южный акцент). Мы ходили одной компанией, каждый занимался чем хотел, а от жаргона, на котором мы изъяснялись, у благопристойных граждан просто уши бы завяли. И однажды я услышал себя как бы со стороны и призадумался, а потом понял, что все это ребячество, ерунда. Для малолеток. - Бурдо повторил эту фразу, с какой-то торжественностью: - Для малолеток, сэр. И вот когда я вышел из тюрьмы, самый главный шериф сказал мне, чтобы я никогда больше не попадал туда. Я пошел домой, где меня ждала семья, и сказал Анни... сказал ей, что мы уезжаем. Погрузили вещички и приехали сюда, сэр.
- Вот так просто собрались и приехали прямо в эту долину?
- Нет, сэр, наши ноги прошлись по многим дорогам. Путь был нелегким, и некоторые места нам было совсем нелегко оставлять. Когда же мы наконец прибыли сюда, то поняли, что мытарства наши оказались не напрасными.
- Значит, вы просто странствовали, пока не оказались здесь.
- Нас словно бы направлял Бог, сэр. Это место... Ну, понимаете, сэр, мне трудно это объяснить. Правда... власти долины хотят, чтобы я шел учиться. Вот в чем проблема. Я могу говорить на хорошем обычном английском, когда не забываю про произношение (сейчас его акцент почти пропал).
Дейсейн ободряюще улыбнулся.
- Наверное, в этой долине живут очень милые люди.
- Вот что еще мне хотелось бы отметить, сэр. Возможно, вам станет понятнее наша долина, если я расскажу об одном случае, случившемся здесь со мной. Если бы это произошло где-нибудь ранее в другом месте, то это бы ужасно задело меня, но здесь же... Мы были на вечеринке в Джасперсе, сэр, сразу же после помолвки моей дочери Уиллы с Кэлом Нисом. И Джордж, отец Кэла, подошел ко мне и положил мне руку на плечо.
"Эй, Уин, старый негритянский ублюдок, - сказал он, - нам лучше пойти выпить и поболтать, потому что мы вскоре породнимся". - Такими были его слова, мистер Дейсейн. Он не хотел меня обидеть, когда назвал меня ниггером. Это было совсем как... как мы называем здесь белокурого мальчика Белым. Черный цвет моей кожи служит лишь для установления личности, вроде того, как вы приходите сюда, в этот зал, и спрашиваете Эла Мардена, а я отвечаю: "Видите того рыжеволосого парня, играющего в карты, - это и есть Эл". И когда он назвал меня так, я понял, что именно это он и имел в виду - ничего обидного. Я понял это сразу же. Он просто выразил сущность своего восприятия меня. Более дружеской услуги он не мог мне оказать, вот почему он и обратился ко мне с такими словами.
Нахмурив брови, Дейсейн пытался уследить за ходом мыслей Бурдо. Это что, было дружеской услугой - назвать его ниггером?
- Мне кажется, что вы не поняли этого, - заметил Бурдо. - Наверное, нужно быть черным, чтобы понять. Правда... возможно, узнав еще кое-что, вы сможете понять и это. Через несколько минут Джордж сказал: "Эй, Уин, интересно, а какие внуки будут у нас: белые, темные или какие-нибудь средненькие?" - Знаете, он как бы вслух удивился, что у него могут быть черные внуки. На самом деле это не беспокоило его. Ему просто было любопытно, и это показалось ему интересным. Знаете, когда я потом рассказывал Анни об этом случае, я плакал. Плакал от счастья.
Разговор затянулся. Дейсейн понял, что это заметил и Бурдо. Официант, покачав головой, пробормотал:
- Что-то я говорю слишком много. Полагаю, мне лучше...
Он замолчал, услышав резкий крик у стойки бара рядом с карточным столиком. Краснолицый толстяк колотил портфелем по стойке и орал на бармена:
- Вы, сукины дети! Думаете, что вы такие благопристойные, что отказываетесь торговать со мной! Видите ли, мое поведение не устраивает их! Вы могли бы лучше...
Бармен схватил портфель.
- Прочь руки, сукин ты сын! - завопил толстяк. - Вы все возомнили о себе Бог знает что, считаете себя жителями другой страны! Это я-то чужестранец? Так выслушайте меня, вы, жалкая кучка иностранцев! Это Америка! Это свободная...