— Уин, сколько лет вы живете в долине? — спросил он.
— Около двенадцати, сэр.
— Как вы сюда попали?
Уголки рта Бурдо тронула печальная улыбка, и он покачал головой.
— Не думаю, сэр, что вам будут приятно услышать эту историю.
— Но мне хочется услышать ее. — Десейн внимательно смотрел на Бурдо. Где-то должен найтись ключ, которым можно приоткрыть дверь ко всему загадочному в этой долине… «Дженни не замужем?»… Возможно, Бурдо и есть этот ключ. Негр вел разговор с некоторой застенчивостью, которая, как знал Десейн, располагает к доверительности. Сейчас он только и надеялся на то, что это не искусная игра.
— Что ж, если вы действительно хотите знать… — начал Бурдо с резко усилившимся южным акцентом. — Я отбывал срок в тюрьме в Новом Орлеане. Я был членом одной разбитной компании, где каждый занимался чем хотел, а от нашего жаргона у благопристойных граждан уши бы завяли. Однажды я как бы услышал себя со стороны и призадумался, а потом понял, что все это ребячество, ерунда. Для малолеток. — Бурдо повторил эту фразу, с какой-то торжественностью: — Для малолеток, сэр. И вот когда я вышел из тюрьмы, самый главный шериф сказал мне, чтобы я никогда больше не попадал туда. Я пошел домой, где меня ждала семья, и сказал Анни… сказал ей, что мы уезжаем. Погрузили вещички и приехали сюда, сэр.
— Так просто собрались и приехали прямо в эту долину?
— Ну нет, сэр, перед тем как попасть сюда, наши ноги прошлись по многим дорогам. Путь был нелегким, и некоторые места нам было совсем нелегко оставлять. Когда же мы наконец прибыли сюда, то поняли, что наши мытарства оказались не напрасными.
— Выходит, вы просто странствовали, пока не оказались здесь.
— Иногда мне кажется, что направлял Бог, сэр. Это место… Сэр, мне трудно это объяснить. Правда… власти долины хотят, чтобы я шел учиться. Вот в чем проблема. Я могу говорить на хорошем обычном английском, когда не забываю про произношение, — сейчас его акцент почти пропал.
Десейн ободряюще улыбнулся.
— Кажется, в этой долине живут очень милые люди.
— Возможно, вам станет понятнее наша долина, если я расскажу об одном случае, случившемся здесь со мной. Если бы это произошло где-нибудь в другом месте, то ужасно задело бы меня, но здесь же… Мы были на вечеринке в Джасперсе, сэр, сразу же после помолвки моей дочери Уиллы с Кэлом Нисом. И Джордж, отец Кэла, подошел ко мне и, положив руку мне на плечо, сказал: «Эй, Уин, старый негритянский ублюдок, — сказал он, — нам лучше пойти выпить и поболтать, потому что мы вскоре породнимся». Эти слова совершенно не задели меня. Он не хотел меня обидеть, когда назвал ниггером. Это было совсем как… как мы называем здесь белокурого мальчика Белым. Черный цвет моей кожи служит лишь для установления личности, вроде того, как вы приходите сюда, в этот зал, и спрашиваете Эла Мардена, а я отвечаю: «Видите того рыжеволосого парня, играющего в карты, — это и есть Эл». И когда он назвал меня так, я понял, что именно это он и имел в виду — ничего обидного. Я понял это сразу же. Он просто выразил сущность своего восприятия меня. Более дружеской услуги он не мог мне оказать.
Нахмурившись, Десейн пытался уследить за ходом мыслей Бурдо. Дружеская услуга — назвать его ниггером?
— Мне кажется, вы не поняли, сэр, — заметил Бурдо. — Наверное, нужно быть черным, чтобы почувствовать. Правда… возможно, узнав еще кое-что, вы сможете понять и это. Через несколько минут Джордж сказал: «Эй, Уин, интересно, а какие внуки будут у нас: белые, темные или какие-нибудь средненькие?» — Знаете, это его на самом деле не беспокоило, просто было любопытно и показалось интересным. Знаете, когда я потом рассказывал Анни об этом случае, я плакал. Плакал от счастья.
Их разговор явно затянулся, и Бурдо это почувствовал. Официант, покачав головой, пробормотал:
— Что-то я слишком много говорю. Полагаю, мне лучше…
В этот момент у стойки бара раздался резкий крик. Краснолицый толстяк колотил портфелем по стойке и орал на бармена:
— Вы, сукины дети! Вы считаете себя такими благопристойными, что отказываетесь торговать со мной! Их, видите ли, не устраивает мое поведение! Лучше бы…
Бармен схватил портфель.
— Прочь руки, скотина! — завопил толстяк. — Возомнили о себе Бог знает что, считаете себя жителями другой страны! Это я-то чужестранец? Так выслушайте меня, вы, жалкая кучка иностранцев! Это Америка! Это свободная…