Поэтому он взял свою тетрадь и фломастер за неимением ничего другого. Ему пришлось сесть, потому что лежа он рисовать не мог, и сложить ноги под себя, одновременно и согревая. Он не касался фломастером бумаги до тех пор, пока не нарисует образ Дина так же, как и розы в своей голове. Он предавался этому с таким удовольствием, что перестал ощущать даже прохладу утра. Птицы пели все громче и громче, и Кастиэль не смог бы вспомнить момента в своей жизни ярче, даже если бы очень захотел.Он подбирал оттенки, сложив руки на тетради, пока не понял, что оттенков в Дине тысячи. От смуглого телесного до рыжих веснушек, которые так нравятся Кастиэлю. Ему все еще нравится смотреть на Дина. Он точно не роза, потому что в розе, помимо колючек, есть еще и прекрасный цветок, а у Дина вместо этого очень большой невидимый щит. Кастиэль представил цветок в виде щита и колючек, после чего улыбнулся. Образ был так сложен, что Кастиэль потратил часа два, без всякой бумаги наслаждаясь идеальными линиями, которыми он рисовал в своем воображении. Дин был образом из неправильных, неровных линий, но вместе они неожиданно превращались во что-то очень живое, стоило добавить им красок. Окна машины давно запотели, так как собой Кастиэль нагревал все маленькое пространство.
Это только тот, у кого есть в жизни представления о целях, может о чем-то жалеть. У Кастиэля их не было, потому что он и не знал, зачем живет. Он даже не спрашивал, просто жил, и потому быть здесь для него было так же естесвенно, как оказаться снова в больнице. Нет, он конечно бы туда не хотел и, наверное, если бы Дин оставил его где-нибудь, еще долгое время оставался на свободе, прежде чем вернулся. Заскучал бы и по Гарту, и Барону, и маленьким девочкам, и так или иначе вернулся, потому что несправедливо лишь ему получить свободу. Они, конечно, не так умны, как сам Кастиэль, и контролируют себя еще хуже, но они все равно люди и имеют право на такое утро.
Когда Кастиэль осознал, что он не может подобрать цвет для веснушек, он забрался на кресло повыше и склонился к лицу Дина. Смешными пятнышками чуть светлее тона кожи они то тут, то там целыми гроздьями покрывали щеки, нос и даже задевали верхнюю губу. Интересно, чем больше веснушек, тем добрее человек? Кастиэль не был в этом уверен, но он никак не мог поверить, что такое чудо никак не ощущается при прикосновении. Он погрел собственные руки, не жалея, чтобы Дин его пугался, проснувшись, после чего осторожно протянул руку и прижал кончики пальцев к самым большим скоплениям на щеках. Они действительно совсем не ощущались. Но нарисовать их даже в своем воображении было невозможно, потому что если бы Кастиэль нарисовал и их, в Дине не осталось бы ничего, что он мог бы разглядывать так долго.
Поэтому он перестал рисовать, свято уверенный, что видел весь образ Дина целиком.
***
Дин проснулся, когда в машине стало совсем невозможно находиться. Жаркое летнее солнце наконец вышло из-за деревьев и светило на машину почти час. Дин открыл глаза и обнаружил, что Кастиэль все так же смотрит на него. Кастиэль был бледен, но упрямство в нем пока побеждало. Стоило Дину двинуться, как он едва не получил тепловой удар – в машине было не открыто ни единого окна. Он хотел спросить Кастиэля, раздражаясь, однако понял, что это глупая затея, ведь Кастиэля никогда не учили открывать окна в машинах. Он тут жде рванул свою дверь, впуская воздух не менее теплый, после чего, стаскивая куртку, обошел машину и открыл дверь Кастиэля. Парень не соображал ничего, впервые подвергшись влиянию такой температуры. Он даже не смог удержаться за Дина, тут же падая на ослабевших ногах.
- Почему ты не вышел из машины? – только и спросил Дин, потому что уж это точно было выше его понимания. – Какого черта, Кас? – сам того не замечая, он назвал парня сокращенным именем. Это подействовало лучше тени. Кастиэль моргнул и, поморщившись, поднял на него взгляд. Он не смог ничего сказать, потому что не был, подобно Дину, предостережен сном от отчаянной жажды. Хуже всего было то, что в машине у Дина не было ничего, кроме ящика пива, и то раскаленного. Кто знает, не станет ли от него хуже тому, кто всю жизнь просидел на таблетках. Он оставил Кастиэля в тени деревьев. Прошлым вечером он не видел, в каком месте вообще остановился, но предполагал, что если есть лес, значит река тоже должна быть, особенно учитывая такую удобную колею для съезда с дороги. Он вернулся к Кастиэлю, чтобы сказать, куда он ушел, когда обнаружил, что Кастиэль реагирует как-то слишком странно. Он сжался, как, бывает, ребенок перед наказанием, которого он не заслужил, но уже знает, что не избежит. – В чем проблема? – спросил он уже мягче,садясь на траву рядом. Подул хоть какой-то ветерок, но без реки не было никакого шанса избежать перегрева – они его уже заработали.
- Я не знал, что мне можно делать, - только и ответил Кастиэль, отказываясь даже смотреть на Дина. Он, вероятно, был испуган, но Дин понятия не имел, чего можно бояться. Они просидели в молчании несколько минут, прежде чем Дин осознал, что есть кое-что. Он сам. Но разве он повел себя как-то иначе, чем обычно? – Я не хотел, чтобы так вышло.
- Ты тут причем? – нахмурился, не понимая, Дин. Ну не знал, как, не открыл, перегрелись, - проблем было не намного больше, чем у них уже было. Ответом ему было только голодное урчание живота Кастиэля. Кастиэль нехорошо покраснел и вовсе отвернулся.
- Ты же меня вытащил, чтобы оставить, верно? – Кастиэль сжался еще сильнее, стараясь и вовсе занять как можно меньше места. Дин даже не сразу понял, о чем он говорит, но его гневную тираду прервал звонок мобильного, что оставался в кармане джинсов. Не предчувствуя ничего хорошего, Дин ответил на звонок:
- Да, Бобби.
- Дин, я понимаю, что это твой способ уходить от проблем, и я могу его объяснить для окружающих. Я знаю тебя так долго, что способен на это. Еще день, и Кастиэля объявят в розыск. Твоя фотография и имя появятся во всех телевизорах и газетах страны. Ты знаешь, что это значит, Дин?
- Что меня пытается отследить по звонку полиция и что мой отец об этом узнает. Но я не крал вашего парня. Кастиэль, скажи им, - он протянул телефон Кастиэлю, но того словно парализовало. Он смотрел на телефонную трубку так, словно она была ядовитой змеей.
- Дин, ты меня слышишь? Кастиэль не разговаривает. Он никогда не выходил на улицу, ни в детстве, ни в больнице. Он не знает, что за мир его окружает, - Дин сбросил звонок, понимая, что еще бы чуть-чуть, и по сигналу мобильного их бы легко обнаружили. Но он не знал, успел ли он или ему так показалось. Он убрал телефон и посмотрел на Кастиэля в ожидании ответа.
- То есть как это – не разговаривает? – спросил он самым спокойным тоном, на который был спокоен. – Если бы ты заявил, что я тебя не крал, у нас было бы гораздо меньше проблем. И первая из них – я тебя не крал, черт возьми! – тут он сорвался.
Кастиэль онемел совершенно. Он даже не смог ответить. В его глазах был такой ужас, что и представить было нельзя, что простое повышение голоса так на него подействует. Когда Дин сел на корточки, не зная, как это исправить, Кастиэль упал на руки назад, мгновенно отодвигаясь от Дина.
- Я не хотел повышать голос. Это бывает, когда не можешь контролировать ситуацию, - мягко проговорил Дин, поднимая руки и так же опускаясь на колени перед ним. – Я не хотел повышать голос, - повторил он еще тише, так, чтобы хоть это привлекло внимание Кастиэля. Темно-синие глаза стали еще темнее и шире, а сам Кастиэль замер. – Я не собираюсь тебя оставлять или возвращать. И за то, и за другое мне грозит срок, потому что я был на досрочном за когда-то хорошее поведение. Он у меня уже есть, этот срок, если я не успею добраться до моего отца. У него достаточно возможности, чтобы разрешить этот вопрос. Я не самая лучшая компания для путевки в жизнь, Кастиэль.
По Кастиэлю трудно было сказать, верит он словам Дина или нет. Но медленно, очень медленно он начал расслабляться, хотя все еще ничего не мог сказать. Он осторожно сел ровнее, тем самым ближе к Дину, чем показал – поверил.