Черт возьми, если он опять докажет им обоим, что он ненормальный.
Старая и разбитая Импала, оставшаяся ему от отца и горячо им любимая как иногда единственный шанс где-то переночевать, царапала выхлопной трубой асфальт, но Дину не на что было ее починить. Все свои инструменты он оставил в старом гараже, где жил некоторое время назад и откуда вынужден был срочно убегать, когда вернулись хозяева дома. Он возвращался в офис к своему куратору, не готовя внушительную речь о том, как он виноват, но морально подготавливая себя к унижению.
Полный коридор таких же неустроенных парней, как и он, мгновенно задавил в Дине весь гонор его недавнего превосходства над немцем. Ему показалось, что он мог бы и потерпеть, и договориться с этим уродом, лишь бы снова, как последнему неудачнику, не оказываться здесь. Коридор был белый и совершенно чистый, вместо казенных стульев – мягкие скамейки, - словом, все, чем можно было заставить бывших уголовников чувствовать себя жалкими и нечистыми людьми. Дин сидел, опустив голову, перед кабинетом своего куратора, понимая, что самое тяжелое из всей ситуации в том, что он действительно не хотел разочаровывать старика. Он был старым другом отца Дина, и Дин помнил его старый дом еще в счастливом детстве, а теперь вот, Бобби должен решать его судьбу. А как любой честный старик, ворчливый порой и несносный, он точно не станет слушать любые мольбы Дина.
Когда над кабинетом Бобби вспыхнул номер на его бумажке из очереди, Дин уже знал, что с этого момента снова катится по наклонной к самому дну, где его, видимо, очень ждали. Он толкнул дверь, думая о том, что стоило бы нацарапать на лбу немца слово до конца. Просто из-за своей неудовлетворенностью жизнью.
***
Кастиэль никогда еще не был захвачен никаким стремлениям к приключениям. Он не стал пить таблетки, принесенные ему к ужину, а просто спрятал их между задними зубами, где у него от рождения было слишком много пространства. Сестра грубовато схватила его за подбородок, обследуя открытый рот, после чего отпустила и прикрыла за собой дверь. От этих таблеток, конечно, Кастиэль должен был бы немедленно упасть и заснуть, а этой ночью он никак не мог допустить подобного. Он не был настолько сумасшедшим, как все остальные его соседи в этом учреждении, потому более изобретательным. Он свернул бумажку с вырезанным из журнала рисунком розы и спрятал ее за пояс больничных штанов, воображая ее своим амулетом. Он продумал все до последней детали, нужно было лишь раздобыть ключи от старого душа, веревку и маленький стульчик, что был у его соседа слева. Труднее всего, конечно, было раздобыть ключи.
Кастиэль бесшумно поднялся на ноги и, пригнувшись, прошел под окном. Он не знал, что в углу комнаты установлена камера, как не знал, что именно в этот вечер несколько медсестер договорились дать пациентам больше седативного и устроить этой ночью небольшой отдых себе, с алкоголем и несколькими медбратьями, давно за ними ухаживающими. Они не смотрели, конечно, на мониторы выдеонаблюдения, так что не могли видеть, как Кастиэль выбирается из своей комнаты.
Тем временем Кастиэль сходил с ума от азарта, накрывшего его с головой. Вот он с гулко бьющимся сердцем заглядывает за угол и обнаруживает коридор к посту медсестер пустым. Постом был небольшой кабинетик с пластиковыми окнами, ведущими в комнату досуга, куда всех пациентов обязательно сгоняли после завтрака. Так сестры могли постоянно их контролировать. Кастиэль смотрел много фильмов в этой комнате, так что он точно знал, что нужно делать. Он выменял у Хохотушки Бетти на забавный стишок спрятанную невидимку, после чего совершенно отчаянно, не рассчитывая даже на вероятность неудачи, попробовал открыть дверь на пост медсестер. Он слышал голоса за стенкой, после чего молчание и отчаянные вздохи. В один момент Кастиэль испугался, что там кого-то убивают, но решил, что не хочет на это смотреть и просто займется своими делами. Как и всякий, кто не знает о невозможности своей затее, Кастиэль смог открыть дверь через десять минут попыток. Однако стоило ему взяться за ручку двери, как из сестринской вывалился грузный и пьяный медбрат. Он был пьян до такой степени, что не заметил первым делом Кастиэля, и это позволило ему, невысокому и худому, тут же спрятаться за декоративной колонной стены. Медбрат, шумно высморкавшись, потопал по направлению к туалету. Кастиэль выглянул, после чего удостоверился, что никого нет. Он шустро юркнул за дверь на пост медсестер, где тут же скользнул белыми штанами по грязному полу под стол. Здесь стояли неприятно пахнущие туфли и огромная бутылка чего-то темного, однако Кастиэля больше интересовали ящики. Он выдвигал один за другим, находя какие-то мягкие цветастые конвертики, отобранные бритвы, журналы с раздетыми мужчинами и женщинами, косметички, игрушки, шприцы, пока, наконец, не выдвинул тот самый ящик с ключами. Конечно, обычно медсестры обязательно запирали этот ящик, но именно сегодня одну из них отвлекли на Барона Крана, который опять обманул нового уборщика и, подкравшись к тележке с инвентарем, назлебался моющего средства. Кастиэль пожалел, что он не видел, как Барон Кран счастливо изрыгает пузырьки и сползает в обморок, однако он успел застать Гарта, очень высокого и худощавого мальчика, который убедил его поставить один черничный кекс, что Барон Кран проведет еще одного уборщика, новенького, на следующий день. Гарт считал, что новенького уборщика трудно будет провести сразу после, а Кастиэль поставил на Барона – это был весьма целеустремленный мужчина, которого моющее средство лишь поселяло на несколько часов в туалет, но к вечеру уже отпускало, и он снова бегал по коридору, размахивая простыней, завязанной на шее, и хихикал себе под нос.
Простыня! Ну конечно, зачем Кастиэль будет лезть в хозяйственную кладовку, когда можно воспользоваться простыней Барона! Ему единственному позволили ее оставить, потому что ее невозможно было отнять, но Кастиэль дружил со всеми своими коллегами по коридору, так что мог одолжить простыню на один вечер. Хотя, наверное, стоило бы сделать это днем, тогда меньше шансов, что в его план вмешаются. Так что Кастиэль задвинул ящик с ключамии обратно, лишь открыв ящик с личными вещами пациентов и найдя свою собственную вещь, единственную, что осталась у него от мамы – дешевую брошку с розой.
К полуночи под кроватью Кастиэля уже хранилось все, что ему было нужно. Маленький стул, простыня и ключ от старой душевой. Он ложился спать с ощущением, что уже завтра все будет хорошо. Он спал, как человек, который сделал все, что хотел.
***
- И после этого ты просишь меня дать тебе еще один шанс? – до того Дину казалось, что Бобби слушал его даже очень внимательно. От этого он даже несколько расслабился, однако вот он, тон Бобби, после которого Дин считал себя зарвавшимся зверьком. – Знаешь, что, Дин… - в этот момент его прервал телефонный звонок. Он поднял трубку, не отрывая тяжелого взгляда от лица Дина, выслушал все, что ему говорили, аккуратно записал в толстую тетрадь перед собой, скупо попрощался и повесил трубку. – Знаешь, Дин, тебе сегодня повезло. Это твой последний шанс, или я буду вынужден снова отправлять тебя в руки полиции как социально опасный элемент, коим, конечно, ты и яыляешься. Тебе ведь уже двадцать пять, Дин, ты взрослый парень и должен понять, что для спокойной жизни нужно уметь прогибаться… Нет, я не в том смысле, - поправился он смешно. Дин кивнул – конечно, не в том. Только он не станет подставляться ни одному из этих уродов. – Если бы не просьба прислать тебя как можно быстрее, я бы, конечно, уже отправлял тебя с офицером полиции.