Решено. Он выйдет вслед за уборщиком.
Нужно было собрать те немногие вещи, что у него были. Его белый костюм был слишком заметен, так что Кастиэль разломал грифель от карандаша и смазал этой пылью белую ткань так, что она посерела. После этого он сломал грифели от цветных карандашей, но они почти не оставили следов. Так что пришлось пользоваться только простыми. Наконец футболка посерела, хотя и неравномерно. Он взял с собой свою тетрадь, в которой были все свидетельства его терапии – строго-настрого наказано всегда держать ее рядом с собой – изображение розы и брошку. Взял стопку денег, которую они давным давно нарисовали и спрятали под матрасами, прямо как в фильмах. А еще черничный кекс, что выиграл у Гарта. Оставалось только подождать, когда уборщик выйдет.
Кастиэль простоял так полчаса в одном из коридоров, прежде чем уборщик вышел и закрыл последнюю палату. Наверное, Гарт сказал, что Кастиэлю плохо, раз никто его не искал. Он был благодарен другу за помощь и несколько беспокоился, что не предупредил. Потом понял, что Гарт умный, он поймет. Он скользил тенью за уборщиком, пока тот не зашел в кладовую, где хранился инвентарь. Когда он вышел оттуда, Кастиэль страшно удивился, ведь заходил он туда в комбинезоне, а вышел в чем-то другом, прямо как в фильмах! Разглядывая его одежду, Кастиэль едва не споткнулся о крепеж для линолиума, но вовремя ушел в тень закутка, которых в больнице было много. Прижимая к груди тетрадь, он шел за уборщиком, разглядывая его со спины, потому что Кастиэлю понравилось это делать – его разглядывать. Он был необычен – в больнице таких никогда не было, и даже бугаи-медбратья тоже были не такими. У него был смешной ежик волос – у Кастиэля тоже такой был, но очень давно, когда персоналу было не все равно, как они выглядели. Но он был аккуратным и очень уборщику подходил, потому что в ощущениях Кастиэля уборщик был какой-то очень колючий, но в хорошем смысле.
Кастиэль подождал его даже у выхода из кабинета мисс Свинс, пытаясь отдышаться после преодоления стольких автоматических дверей, ведь он должен был успеть пройти и не попасться на глаза уборщику! Наконец уборщик вышел. Кастиэль разглядел его лицо и быстро запомнил, потому что не смог определиться в отношении к нему сразу. Оно было, безусловно, как из фильмов, а про такие очень любят говорить «красивый», так что Кастиэль решил именно это и употребить. Он сам не знал, что значит «красивый». Вот роза была красивой, но уборщик розой не был. Все было очень сложно.
Уборщик шел очень быстро, а Кастиэль – еще быстрее, потому что был слабее. Но нельзя было останавливаться даже для того, чтобы отдать дань страху перед выходом. Он не посмотрел на охранников у выхода, так что его и не окликнули. Он вышел вслед за уборщиком на темную и теплую улицу, улицу, которой так боялся.
Она встретила его целым букетом запахов лета, машинами и целым миром неизвестных людей. Прямо как в фильмах.
***
В конце концов, необязательно Дину было звонить отцу именно в этот день. У него был вечер, когда он не хотел думать вообще ни о чем. Раньше он бы пошел в бар, куда угодно, лишь бы не оставаться одному в квартире, а теперь это посещение сулило встречи с людьми, которых Дин теперь не выносил. К тому же, он устал настолько, что не было ни единой мысли о том, чтобы встать и пойти. Он вышел из машины, закрыл дверь и поднялся в квартиру, если это название подходило для того места, где он жил. Так, одна комната и едва работающая сантехника. По ночам трубы издавали страшные звуки, а туалет смывался через раз, но это была хоть какая-то крыша над головой. Соседи здесь были такие же бедные, но не бандиты. Переселенцы, алкоголики, но никого с оружием, и ночью потому не было слышно стрельбы. Зато все остальные звуки – полный комплект. Ко всему можно привыкнуть, впрочем.
Он бросил сумку на шатающийся стул. Это было все, что стояло в прихожей вообще. На кухне прямо так, без всякого холодильника, просто под столом, стояла немногочисленная еда, но после дня в сумасшедшем доме есть не хотелось. Хотелось пива и просто упасть на диван. Он успел сделать одно и не доделать другое, когда в двер постучали.
Рукой. Это было немаловажно для такого человека, как Дин. У него была пушка в кожаной куртке и нож в ботинке – остатки уличного воспитания, но не похоже это было на визит недружественных организаций. Соли у него не было, хлеба тоже, да и соседи побаивались друг с другом общаться. Пиццы он не заказывал (хотя идея была неплоха, за те гроши, что ему выдали, хватило бы на пиццу и колу, может быть), почта ему не приходила и никто не должен был вообще знать, что он здесь живет.
Так кто же, черт возьми, мог вообще стучать в дверь?
И все же он достал пушку из кармана. Патронов было мало, жалкие остатки, но один мог спасти жизнь при правильном применении. Он приоткрыл дверь, не понимая, почему никого не видит, и приоткрыл больше. Какого же было его удивление, когда он обнаружил черные вихры и яркие глаза неудавшегося самоубийцы.
- Какого черта, - только и произнес Дин, когда парень толкнул дверь и бесцеремонно зашел в его квартиру, как будто бы она была его собственной. Он осторожно положил свою тетрадь на шатающийся стул рядом с сумкой Дина и повернулся к нему лицом. В плохом освещении одной лампочки, висящей на голом проводе из дыры в потолке, парень выглядел еще хуже, чем в больнице. – Как вообще? – дар речи его покинул, ибо не так часто в твоей квартире появляется псих, которого ты спас о смерти. Хотя, как Дин уже упоминал себе раньше, он не очень был похож на типичного психа. На странного – пожалуй, но не псих.
- В твоей машине очень воняет, - только и сказал парень, просто смотря на него. Бесполезно было спрашивать его, зачем он сюда явился, когда Дин понял, что парень проехал с ним весь путь в багажнике, который находился в таком плачевном состоянии, что его можно было даже не закрывать, ибо красть там было нечего, а вход в салон был заколочен фанерой. И там действительно сильно пахло бензином. Парень нехорошо позеленел, и Дин только чудом успел открыть дверь тесного туалета и отвернуться, чтобы не спровоцировать собственную реакцию. Видимо, бензин парню никогда на пути не попадался. Или он был очень голоден. Сколько же он следовал за Дином?
После попыток суицида вообще есть хочется?
После определенного периода жизни на дне появляется ощущение, что так оно все и надо. Но впервые оно изменило Дину, когда он сбросил звонок в пиццерию и убрал мобильник, сидя перед парнем на табуретке. Парень сидел скромно на диване, забрав свою тетрадь и вообще разом сникнув, как будто его идея распространялась только до момента появления в квартире. Он был похож на испуганного зверька, хотя пострадавший здесь вообще был Дин. Но не Дину было судить того, кто хотел убежать. Весь путь сюда, домой, в Импале, он только и думал о том, чтобы убежать.
- Как тебя зовут? – решил спросить он тихо и аккуратно, чтобы не напугать парня. Тот не отводил от Дина взгляда, так что момент его ответа Дин даже не сразу угадал.
- Кастиэль, - произнес парень, сильнее сжимая тетрадь в своих руках. Он изучал лицо Дина, но не как все люди в обычной жизни, а как будто в первый раз в жизни видел. Когда он протянул руку, Дин и вовсе шарахнулся от него, напугав. Кастиэль отдернул руку, словно обжегся. Дин настороженно вернулся на свое место на табуретке, не желая, чтобы его вообще кто-нибудь касался, особенно тот, у кого не все дома. – Как тебя зовут? – повторил он попугаем с той же интонацией, прислушиваясь к собственному голосу. Он все еще был каким-то изломанным и неуверенным, но Дин все равно списывал это на травму шеи. Он и сейчас видел темные контуры на ней.
- Дин, - ответил он, следуя правилам вежливости. Хотя какая вежливость, он просто хотел этим вечером отдохнуть. Была прекрасная мысль выставить парня за дверь и лечь спать, но чертова совесть не позволяла. Вот вроде бы отсидел несколько недель, личное дело в полиции есть, как потенциально опасного, и на лбу людей знаки вырезал, а выгнать человека незнакомого не может. Сэм, наверное, выгнал бы сразу. А к отцу охрана не пустила. Опять он, Дин, выбивается из колорита Винчестеров.