Наскоро сложив в яму рюкзак и ружьё, он быстро пробежался руками по карманам, чтобы скинуть в рюкзак те предметы, которых в начале 19-го века ещё не существовало в обиходе: зажигалка, фонарик, складной ножик; даже блокнот с походными записями и копиями карт маршрута экспедиции – всё уместилось в рюкзаке.
За лесом всё так же бухало и свистело. Деревья, окружавшие начальника экспедиции, мелко вздрагивали в такт разрывавшимся где-то далеко снарядам. Воздух пропитался серой и пороховой гарью.
Спешно закидав яму землёй и листьями, он оглядел себя с ног до головы. Свитер, брюки, ботинки, и… часы на руке. Вот те на! А за них он и не подумал… что с ними-то делать? Таких наручных механизмов в Европе 19-го века ещё не выпускали.
Однако что-либо предпринять он не успел. На поляну из-за деревьев внезапно вышел офицер в форме гренадёра, в сопровождении трёх пехотинцев французской армии.
Необычное одеяние начальника экспедиции сразу привлекло внимание офицера драгунского полка, если учесть, что перед появлением незнакомца, в гуще деревьев пронёсся стремительный вихрь, никак не вязавшийся с отдалёнными взрывами, и вырывавший с корнями некоторые кусты, образовав правильные концентрические круги неведомого энергетического поля. Лейтенант это увидел, почувствовав в воздухе запах озона. Теперь все четверо уставились на незнакомца, и офицер что-то властно спросил по-французски; при этом, пехотинцы взяли Василия Михайловича на прицел, наставив то ли аркебузы, то ли мушкеты.
Частичное знание французского языка позволило профессору моментально сориентироваться в обстановке, и он, повернув пустые ладони вверх, как можно вежливее ответил:
- Бон шанс (что означало – «желаю успеха»).
Лейтенант удивлённо посмотрел на своих подчинённых и затем вновь обратился к незнакомцу в странной одежде:
- Говорите по-русски. Я понимаю.
Произношение у него было довольно сносным, и, чуть картавя, он спросил:
- Партизан?
- Нет-нет! – поспешно замахал руками профессор, показывая, что в них ничего нет. – Я не солдат. Из города выходил вместе с семьёй, но вчера потерял их. Вот теперь ищу.
- Из какого города? – офицер дал знак солдатам опустить ружья.
- Из Калуги… (И надо же – попал, что называется, в точку)!
Офицер заметно оживился и даже улыбнулся снисходительно.
- Что же вы бежите с семьёй из города, который мы ещё не заняли?
Тем самым, он дал Василию Михайловичу сразу обширный простор для импровизации.
«Всё же наступление. Я был прав. Отчего нет? Но как всё обернулось! Как удачно я выбрал город: теперь срочно нужно покопаться в истории. Итак, что мы имеем. На Москву шёл Удино, Ней, Понятовский, Мюрат; Даву был в арьергарде. Судя по их цветущему виду, передо мной части авангарда. Может даже Наполеон где-то недалеко со своим штабом. Нужно гнуть свою линию и не вызывать подозрений».
Поэтому ответил:
- Да. Ваша доблестная армия ещё не заняла мой город, да и до Москвы ещё далековато. Но наши, не менее доблестные войска уже на подходе, и будут защищать столицу земли русской до последнего солдата. Моя семья эвакуировалась два дня назад вместе с остальными жителями, а я вот затерялся в этом лесу.
Лейтенант с интересом рассматривал незнакомца, затем, видимо, что-то решив, показал жестом в сторону тех деревьев, из-за которых они вышли:
- Пожалуй, отведу я вас к своему командиру, в штаб артиллерийского корпуса. Там всё и расскажете.
Таким образом, волею судьбы и силой обстоятельств, Василий Михайлович оказался в гуще событий наступающей французской армии 1812-го года, августа месяца – его середины. Выйдя из леса, он окунулся в грандиозность всего того, что всегда происходит при наступлении. Колоссальная масса людского потока, пришедшая в движение при утреннем коротком наскоке русских партизан, закружила его в себе, поглотила, словно губка воду и растворила в себе как незаметную песчинку. За партизан он понял по обрывкам фраз: в них присутствовали фамилии Платова и Давыдова. Вся эта масса вокруг него сейчас бурлила, колыхалась и готовилась в дальнейший поход на Москву. Настроение у солдат и офицеров было превосходное. Нередко слышался заразительный смех, и тут и там спонтанно возникали песни, подхватываемые сразу в нескольких местах.
Проходя вместе с лейтенантом мимо пушечных лафетов, начальник экспедиции увидел в ящиках орудийные ядра, переложенные соломой. Одно из таких ядер он уже однажды держал в своих руках – там, у себя, в своём времени.