В этот момент по лесу прошёл какой-то трубный звук, похожий на заунывный хор далёких невидимых певцов, будто целый оркестр духовых труб огласил своей тушью весь пролесок, что был впереди Губы на расстоянии в добрый десяток километров. Рёв был настолько сильным и глубоким, что кровь в жилах вот-вот должна была превратиться в застывший от холода аммиак. Так трубят только слоны, подумал он. Но каким должен быть слон в его реальной жизни, если он производит шум мчащегося трансконтинентального экспресса, увеличенный в десятки раз и умноженный на сотни децибелов! Это не слон трубил: это трубило целое стадо!
Губа потряс головой:
«Здесь? Зимой?!».
Затем, тут же мелькнуло в голове: «А где, в сущности-то, здесь? Я до сих пор не знаю, где нахожусь…»
Метрах в сорока от него, круша и ломая всё на своём пути гигантскими бивнями, грузно и с какой-то поспешностью прошествовал… мамонт, оставляя за собой полосу полной разрухи. Туша исполина с длинной мохнатой шерстью была настолько велика, что на миг заслонила солнце, вставшее поутру, и отбрасывал этот колосс такую тень, что можно было запросто расположиться в ней целому взводу солдат, если бы им преспичило отдохнуть от его палящих лучей.
У фотографа относительно громко отпала челюсть, причём, с отчётливым хрустом.
Громадина, высотою с пятиэтажный дом, подняла к светилу изогнутый дугой толстенный хобот и тревожно затрубила, оглашая лес признаком опасности и закладывая Губе барабанные перепонки. Тот схватился за уши и попытался продуть вакуум, возникший от потрясающего количества децибелов. Было ощущение, что он в данный момент оказался рядом с авианосцем, отдавшим гудок к отплытию – ни больше, ни меньше.
Губа безвольно сполз на оттаявший от костра лишайник и едва не разрыдался.
********
…А тем временем, несколько ссутулившихся зыбких силуэтов двигались в холодных голых тенях ледника, всё больше приближаясь к костру. Дым они увидели издалека и, оставив позади себя скальные выступы, покрытые снегом, углубились в лес. Они шли на двух ногах и были одеты во что-то тёмное и тяжёлое – в шкуры, возможно. Мамонт ушёл от них далеко, и сегодня догнать его не представлялось возможным.
Сейчас их привлёк дым, и едва уловимый запах чего-то горелого, похожий на сладковатый болотный бульон. Существа были низкорослые, широкие, с массивными округлыми плечами и выпирающимися наружу мускулами. Когда они остановились в проёме деревьев на безопасном от костра расстоянии, Губа глуповато улыбнулся. Они показались ему накачанными игроками в американский футбол, который он однажды видел по советскому телевидению. Один из группы издал гортанный носовой звук и посмотрел мимо костра в его направлении. Ноги их тоже были обвязаны кусками шкур и, почти не оставляя следов, они медленно начали приближаться к незнакомцу, держа наготове палки и копья. Теперь Губа смог разглядеть лицо ближайшего. Оно было широким, с почти не выраженным подбородком, массивными скулами, низким лбом с густыми бровями, и мощным носом, из ноздрей которого вырывались клубы пара, как из топки паровоза.
«Гроссмейстер! Где ты?»
Он вытянул в приветствии две руки ладонями вверх, показывая, что в них нет оружия (винтовка была прислонена к стволу дерева).
Не удостоив Губу вниманием, первый в шкуре прошествовал мимо него и, с деловым видом направился к костру. Его в первую очередь заинтересовали вещи фотографа, разложенные на камнях: фонарик, ракетница, фотоаппарат…
Гоминид посмотрел на него, Губа посмотрел на вожака. По всем земным и цивилизованным понятиям дальше должен был состоялся контакт. Зрительная аберрация взглядами была установлена: неандерталец смотрел на Губу, фотограф глупо улыбался в ответ.
- О-жё-о? – показал тот скрюченным пальцем на огонь.
Сзади из-за его спины вышла самка-женщина – представительница, непонятно какого рода-племени – Губа не успел классифицировать, да он и не смог бы: антропология была не его стихией. Вот если бы сейчас здесь находился профессор, он бы сразу ввёл бы это существо в определённую группу.
«Назовём её восьмой, - подумал он. – Потому как, там ещё шестеро виднеются», - остальные с копьями уже начали подходить. Итого восемь. Одна была женщиной. Шкура, вероятно, когда-то убитого леопарда прикрывала грудь и спускалась по бёдрам, как у виденных им однажды по телевизору древних амазонок в передаче «Вокруг света». Только эта восьмая была намного ниже ростом, коренастая и руки держала ниже колен.