Вот она - дверь, к которой я стремился долгие дни, энного количества годов, проведенных под знаком Смерти.
Тяжелые, окованные медными пластинами створки протяжно скрипнув немного отворились под моим настойчиво-истеричным натиском. Они тоже не желали выпускать своего узника. Налегая на двери изо всех сил, я слышал как каменеют застоявшиеся от безделья мышцы, зацепленные когтистой лапой судороги, трещат сухожилия выворачиваясь из своих анатомических гнезд.
В распахнутые двери ворвался холодный пронизывающий ветер, солнце, спрятанное за хмурыми тучами и желтые осенние листья. Там за порогом были осень и свобода.
Осторожно ступая по земле, я обходил каждый упавший лист стороной. Красота, она такая хрупкая, её не стоит смешивать с грязью. Пусть лучше она сама уйдет, чтобы немного позже вернуться. Свежий воздух обновил запас окислившегося кислорода в крови дав понять, что организму нужны килокалории, вместо пыли устилавшей дно моего желудка.
Через усыпанный палой листвой парк я вышел в город, к людям. Никем не замечаемый брел по многолюдным тротуарам, огибавшим разрушенные войной здания, стараясь отыскать в толпе знакомое лицо, но оно не желало появляться. Так продолжалось до тех пор, пока мое обоняние не почувствовало запах вкусно приготовленной пищи.
Голод резко ткнул стальными пальцами спазма под ребра, в область желудка и медленно потянул ими вверх, наматывая ссохшиеся внутренности на кулак. От неожиданной боли я согнулся пополам. Люди шедшие рядом в толпе испуганно шарахнулись в сторону и пряча глаза, поспешили удалиться.
- Не совсем этот мир пропал, эти люди еще чего-то стыдятся! - прохрипел я, сквозь сжатые зубы озираясь по сторонам в поисках скамейки.
Кое-как доползя до крашенной пару сотен лет назад лавочки я рухнул на холодные доски и постарался вытянуться во весь рост. Мертвая хватка не отпускала собранные в ком внутренности. Медленно отводя колени от живота и скрипя зубами от пронизывающей все мое существо боли, вцепившись побелевшими пальцами в темные выщербленные доски я не оставлял попыток выпрямиться. Я знал, что как только сделаю это, сразу станет легче. Подобные вещи происходили со мной уже не один раз, а пока приходилось проверять кто сильнее и терпеть.
Но вот я увидел на сером небе голубой просвет и луч солнца. Боль ушла забрав с собой дикое чувство голода, снова можно было курить и радоваться жизни. Вокруг кружились ароматы чего-то невообразимо вкусного и сытного. Этот запах заставил тело подняться со скамьи и отправиться на поиски его источника. Прикуренная сигарета не только не заглушила, но и усилила желание тут же что-нибудь съесть.
Раздолбанная дверь после непродолжительного противостояния со мной, все же пропустила нежданного гостя во внутрь предприятия общепита. Унылые обшарпанные столики ютили под своим кровом колченогие стулья. Серая соль намертво въелась в металлические солонки, перепачканные высохшей горчицей. В подобных местах мне всегда нравился таинственный полумрак, тщательно разгоняемый тусклыми, едва мерцающими, лампами накаливания. Большая часть из них не работала. Во всем этом было что-то до безумия обыденное и совершенно нереальное, может быть, поэтому общественные столовые тянули и отталкивали меня.
Немногочисленные посетители одиноко сидели за столиками, и методично бренча алюминиевыми ложками, поглощали аппетитно пахнущее содержимое своих тарелок. Бросив на едоков мимолетный взгляд, я направился к раздаче. Мокрый, но чистый пластиковый поднос горчичного цвета уверенно лег на нержавеющую сталь раздаточного окошка.
- Я вас слушаю! - женщина, в белом халате, оторвавшись от мелкого ремонта хлеборезки, вопросительно уставилась на меня.
- А, что у вас есть?
- Могу предложить макароны и бефф-строганофф, есть компот, томатный сок, чай, сдоба!
Тарелки, с едой легонько стукнувшись, друг о друга заняли свое место на подносе. Я отсчитал причитающуюся к оплате сумму и, подхватив поднос, направился к свободному столику. Уже на месте оказалось, что я напрочь позабыл о хлебе и вилке. Пришлось возвращаться.
Сначала я попробовал вкусно пахнущий маленький кусочек мяса, вопреки всем моим ожиданиям, он великолепно пережевывался. Ранее полученный опыт поглощения подобных блюд, твердил мне, чтобы я не обольщался, ведь согласно теории вероятности этот кусочек мог быть единственным съедобным. Но все оказалось на редкость хорошо приготовлено. Желудок торжествовал, духовная пища ему давно опостылела, и теперь он немного по-звериному рычал, переваривая пищу физическую. Тепло волнами начало подниматься по телу, я был сыт и доволен. Оставалось теперь разобраться со своими другими не менее насущными проблемами.
Отправив поднос с грязной посудой в отведенное для этого место, я поблагодарил женщину на раздаче и покинул таинственное здание общественной столовой.
Снова улицы, снова люди. Я хорошо знал эти дороги и улицы, но совершенно был незнаком с этими людьми. В движении по плоскости собственного эгоизма, я перестал замечать других, находящихся рядом и поэтому ни они меня не знали, ни я их. Мимоходом размышляя о межличностных отношениях, я направился к автобусной остановке.
Я знал, по каким маршрутам Анжела передвигается по городу, и поэтому была небольшая вероятность встретиться с ней в городском транспорте, да и время вполне соответствовало этому. Пропустив несколько неподходящих ни мне, ни ей автобусов и троллейбусов, я дождался нужный. В забитом народом салоне я не нашел её лица и через несколько остановок вышел.