К счастью, тётя не обращала на меня никакого внимания, она сидела на стуле как-то сжавшись, скрестив руки на груди, и что-то едва слышно бормотала.
— Что ты сказала, тётя Анне? Я не пойму, что ты там говоришь!
Выражение лица тёти было совсем не бодрое.
— Я молилась, чтобы твоя мама была жива, — ответила она совсем чужим голосом. — Скрести и ты руки и попроси Бога, чтобы он сберёг маму. Скажи: «Отец Небесный, спаси мою маму, чтобы она была жива и здорова… где бы она ни находилась…»
Взрослые действительно странные — хотя я сделала всё, как она велела, настроение её ничуть не улучшилось, совсем наоборот — глядя на меня, тётя принялась тихонько всхлипывать.
— А Бог видит и слышит маму сейчас?
— Мхм, — кивнула тётя, вытирая глаза рукой.
— Тогда хорошо, тогда он знает, что мама хорошая, и, наверное, скажет это чёрным дядькам тоже, — сказала я, успокаиваясь. — Ведь Бог умный и смелый, и по-русски говорить умеет тоже… А нас Бог тоже видит? У нас ведь такой толстый мох на крыше…
— Конечно. — Губы тёти даже расплылись в улыбке. — Мы ведь христиане. И ты, к счастью, крещёная, как положено. Хотя с этим была большая морока, но в конце концов пастор Соосаар побрызгал на тебя святой водой и сказал, что из этой девочки будет толк.
— А это была только вода? Без мыла?
Тётя усмехнулась.
— Да ведь пастор не парикмахер, он не головы моет, он крестит! Об этом не стоит никому говорить, потому что русское правительство не позволяет школьным учителям крестить своих детей. И в церковь ходить тоже. Представляешь! Твоя мама тогда была директором. Учителя теперь и смотреть в сторону ворот церкви не смеют, не говоря о том, чтобы идти к алтарю… Но твой тата привез пастора на лошади сюда в Руйла, в здании школы тебя и ещё одного маленького мальчика тайком покрестили.
— Я знаю, этого мальчика зовут Пеэтер, мама об этом мне рассказывала!
— Ну да — двоих детей крестили и две пары тогда обвенчали! — добавила тётя Анне. — Твои мама и тата несколько лет жили в гражданском браке, и все родственники были этим недовольны. Особенно наша мама и мамина мама, мол, это непорядок — образованные люди, а живут незаконно, и ребёнок растёт нехристем. Наконец терпение у твоего таты иссякло — взял он в колхозе лошадь и помчался к пастору в Хагери. И они пригласили другую пару за компанию, у тех было такое же дело, жили незаконно и сынок был некрещеным. Мать этого Пеэтера была красавица, ну прямо кинозвезда. Но теперь эти Сауауки куда-то переселились, в нынешние времена интеллигентные люди не осмеливаются долго жить на одном месте.
— А мы с татой осмеливаемся, — заявила я. — Тата самый сильный в мире!
— Конечно, конечно, — усмехнулась тётя. — На вас похвал не наберёшься! Но вот что я тебе скажу: об этой вернувшейся открытке надо будет сказать тате осторожно — так… постепенно, по-умному, а то он получит инфаркт.
— Инфаркт? — Это было красивое слово.
— Это значит, что сердце вдруг остановится — и нет человека! — объяснила тётя.
— Это как смерть?
— Ну да…
Конечно, тату надо было защитить от смерти, что с того, что слово «инфаркт» звучало красиво. Я сердито уставилась на эту противную открытку с размазанной печатью и красной маркой, на которой был изображён лётчик. Чего ради надо было посылать эту открытку туда, в Ленинград, если она не смогла найти мою маму? И до глубины души я сердилась на буквы, которые были почти все мне совсем непонятны. Тётя Анне, похоже, перестала расстраиваться, она чистила морковку над миской и не хотела снова прочитать мне, о чём написано в открытке… И вдруг я вспомнила про «Букварь» — кажется, на страницах, по которым я училась печатным буквам, были и письменные?
Я поспешила к книжной полке и взяла там «Букварь», в который давно не заглядывала. Раскрыла… так и есть! Внизу каждой страницы был напечатан кусочек тетрадной странички со строчками, перечеркнутыми косыми линиями, и на этих строчках были как раз такие буквы, как на ленинградской открытке. Понять не могу, почему я, когда училась читать, не обратила на них внимания! Я так старательно занялась сравнением букв на открытке и в «Букваре», что даже забыла про боль в животе — и она прошла.
Когда тата, войдя в комнату, поставил передо мной баночку из-под сливок, наполненную земляникой, я успела прочесть довольно много слов.
— Видишь, тут написано: «Любовь моя!» — Я протянула открытку тате. — Будь теперь очень осторожен, чтобы не получить инфаркт! Тут на открытке написано, что мама выбыла. Но ты не волнуйся, я уже говорила об этом Богу!
К счастью, когда тата прочитал открытку, с ним не случилось никакого инфаркта, и он не умер. Мертвые ведь не колотят кулаком по столу!