– Не думаю, что все обстоит именно так, – запротестовала Габриэль. Впрочем, она не рассердилась: ей было понятно смятение Прайда.
– Ты так считаешь? – Он взглянул на графиню, и опять в его взгляде появилось пугающее Габриэль выражение.
– Не понимаю, о чем ты, – недоуменно проговорила графиня.
Натаниэль покачал головой, и устало провел рукой по лицу.
– Я не хотел тебя обидеть, правда. Считай, что я просто выругался. Извини меня.
Габриэль кивнула:
– Что ты собираешься с ним делать?
– Боюсь, у меня нет выбора, – равнодушно проговорил Прайд. – Ему придется поехать с нами.
– А ты не сможешь просто вернуться с ним в Англию, когда мы доберемся до Шербура?
Натаниэль покачал головой:
– Шхуна не сразу отправится назад. К тому же Дан, шкипер, занимается всякими темными делишками. Он направит свое судно в Бретань и обратно поплывет, очевидно, из Сен-Мало, через неделю или две. Его шхуна будет полна контрабандой – бочонками коньяка и всем остальным, что только попадется ему на пути.
– Но разве не опасно везти Джейка в Париж?
– Да, – согласился он. – Но у меня есть один дом на примете – там мальчик будет в безопасности, и хозяева не станут задавать лишних вопросов. А в дороге он будет под твоим покровительством. Никто не обратит внимания на ребенка.
– Может, стоит сказать ему, что все это – просто игра, – задумчиво произнесла Габриэль. – Тогда он не так встревожится.
– Не понимаю, о чем ты.
– Знаешь, он такой впечатлительный. Он все время играет про себя в разные игры. Это обычное дело для единственного ребенка. И он все очень точно продумывает – Джейк однажды рассказал мне об одной такой игре. Надо сказать, его рассказ произвел на меня впечатление. Мальчик очень умен.
Похоже, Натаниэль не очень-то обрадовался, узнав, что его сын живет в мире фантазий.
– Не знаю, какая разница, примет он все это за игру или нет. Чем скорее мы окажемся в Париже, тем скорее я смогу его надежно спрятать, поэтому нам придется ехать дни и ночи без остановок.
Габриэль заметила, что в нем говорит скорее тайный агент, а не отец. Натаниэль явно не представлял, каково это – путешествовать по ухабистым дорогам без остановок с шестилетним ребенком. Но она не стала с ним спорить и лишь предложила:
– Давай спустимся вниз. Ветер крепчает.
В каюте, кроме койки, раскачивающегося под потолком фонаря и привинченного к полу стола, ничего больше не было, поэтому сесть можно было лишь на пол. Габриэль с гримасой отвращения посмотрела на помойное ведро, стоящее в углу, – кто-то предусмотрительно поставил его там для нужд редких пассажиров «Керлью». Никакой возможности уединиться не было. И уже не в первый раз графиня подумала о том, что мужчинам живется куда легче женщин.
Натаниэль обнял девушку, она положила голову ему на плечо, а шхуна скрипела, качаясь на волнах, и вместе с ней качался фонарь, и в его тусклом свете плясали причудливые тени.
Не успела Габриэль задремать, как вдруг со шхуной что-то случилось: качка стала сильнее, ведро покатилось по полу на противоположный конец каюты. Казалось, судно вот-вот перевернется. Девушка ощутила, что ее внутренности протестуют против этого безумия, она застонала.
– Я, пожалуй, выйду на воздух, – прошептала она.
Неожиданно заплакал Джейк, он сидел на кровати и держался за животик.
В мгновение ока Габриэль схватила ведро и бросилась к мальчику, прежде чем Натаниэль успел понять, что происходит. У ребенка началась рвота, он плакал и стонал. Зловоние распространилось по всей каюте, дышать стало невозможно.
Графиня придерживала голову Джейка, подставляя ему ведро, шептала нежные слова и пыталась успокоить мальчика, стараясь сдержать собственную тошноту.
– Ты можешь принести холодной воды? – спросила она Натаниэля, который беспомощно стоял рядом. – Чтобы вымыть Джейку лицо.
– Не знаю, есть ли на борту пресная вода.
– Подойдет и морская. Но должна же у них быть вода для питья.
– Весь путь занимает всего двенадцать часов, – промолвил Прайд.
Ему, да и рыбакам даже не приходило в голову запастись пресной водой. Натаниэль пересекал Ла-Манш много раз, но ни разу с ним не было женщины и ребенка.
Он пришел через несколько минут, держа в руках ведро с морской водой. Его плащ промок насквозь: он качнулся и налетел на стол, когда судно накренилось вбок. Часть воды расплескалась.
Ребенка все еще рвало, и он протестующе плакал и стонал.
Габриэль взяла платок Натаниэля, смочила его в морской воде и вытерла горячее, потное лицо мальчика.
Прошло полчаса. Рвота у Джейка продолжалась, но он перестал плакать. Габриэль все больше волновалась за него:
– Бедняжка, он не может больше. У него же ничего не осталось внутри. О Господи…
Она больше не могла бороться с собственной тошнотой и, зажав рот рукой, бросилась вон из каюты.
– Присмотри за ним, – успела крикнуть графиня, устремляясь вверх по трапу. Она очутилась на мокрой палубе, вдохнула полной грудью свежий ночной воздух. Даже дождь не приносил облегчение. Не в силах больше противиться приступу морской болезни, Габриэль бросилась к поручням, не обращая внимания на ветер и брызги.
Натаниэль сел рядом с сыном. Состояние ребенка было ужасным, спазмы сотрясали маленькое тело. Лицо Джейка стало похоже на зеленоватую восковую маску, глаза, окруженные темными кругами, ввалились.
Через час Натаниэль забеспокоился. Он никогда не принимал морскую болезнь всерьез: ему казалось, что от этого легкого недомогания некоторые страдают, а некоторые, как он сам, – нет. Впрочем, его тоже немного мутило, однако он не обращал на это особого внимания. Но мальчик, похоже, совсем обессилел. Он уже не мог сидеть без поддержки. Натаниэль пробовал уложить его, но Джейка без перерыва мучили спазмы.
Натаниэлю вспомнилась Элен. Она так же быстро угасла, как его сын сейчас. Но у нее было кровотечение. А Джейка просто рвало.
Прайд пытался себя успокоить, но он понимал, что у Джейка не обычная рвота. Необходимо что-то сделать, чтобы он отдохнул. Почему, черт возьми, у них нет пресной воды! Организм Джейка сильно обезвожен, и надо было помочь ему, дать что-то взамен воды.
Прайд вспомнил о Габриэль, которая убежала из каюты на палубу. Дикий гнев охватил его: это она во всем виновата, это ее вина в том, что Джейку стало плохо.
Тут его взгляд случайно упал на еду, оставшуюся от их пикника. Коньяк! Всегда считалось, что коньяк помогает от морской болезни.
А то, что помогает взрослым, не может не помочь ребенку. Во всяком случае, хуже не будет. Прайд решительно схватил бутылку, взял сына на руки. Ему показалось, что Джейк стал легче, кожа его покрылась липким потом.
Натаниэль осторожно влил несколько капель жидкости в рот ребенку. Джейк слабо сопротивлялся, его все еще тошнило. Но Прайд, с непривычным для него терпением, настаивал. Он нежно разговаривал со своим сыном, прижимая бутылку к его губам, и не давал ребенку отвернуть голову в сторону.
Но вот тело Джейка слегка расслабилось. Он приоткрыл глаза, но не узнал отца. Натаниэль еще больше встревожился. Однако спазмы становились все реже, и через некоторое время, показавшееся Натаниэлю вечностью, Джейк уснул у него на руках.
Прайд продолжал держать сына, опасаясь, что если он положит его на койку, то все начнется сначала. Он не помнил, сколько времени просидел вот так – с ребенком на руках, глядя на его маленькое бледное личико, слушая частое, тяжелое дыхание, вырывавшееся из приоткрытого рта ребенка. Натаниэль хотел вытереть лицо Джейку, но боялся потревожить его сон.
Тут он опять вспомнил о Габриэль, которая сейчас страдала одна на палубе. Конечно, она не виновата в том, что произошло с Джейком. Скорее, это его вина: ведь именно от отца убежал его ребенок, и убежал к Габриэль.
Нелегко было осознавать это, но Прайд привык смотреть правде в глаза.
Через некоторое время Натаниэль понял, что ребенок уже крепко спит. Тогда он решился уложить его на койку и завернуть в одеяло. Джейк лежал на спине, не двигаясь, его дыхание стало глубоким и медленным, как будто он был без сознания. Прайд подумал о том, что Джейк совсем истощен. Он нагнулся и пощупал его пульс. К счастью, хоть пульс и был учащенным, но выпадений не было.