Вскоре появилась Армина, облаченная в облегающее серебристое платье, надетое на голое тело — это позволяло окружающим любоваться ее торчащими сосками, аппетитными ягодицами и таинственной впадиной между ними, отчетливо обозначающейся при ходьбе. Изящная, миниатюрная, дьявольски сексуальная, она была воплощением греховности. Оказавшись в окружении очаровательных женщин, Ирвин расцвел, но продолжал выказывать Карен свое особое расположение.
Мэллори беседовал с Мартой Райнер, секретаршей Ирвина, одетой в платье цвета детской неожиданности, совершенно не оживляющее ее невзрачную внешность. Ее каштановые волосы были стянуты в пучок, на носу блестели очки в дорогой оправе. Уставившись бессмысленным взглядом на маркиза, она пыталась следить за разговором своего шефа с его соблазнительницами. Не вызывало сомнений, что она сексуально озабочена и боготворит своего босса. В руке Марта сжимала блокнот и шариковую ручку, готовая стенографировать в любой момент.
— Как ты думаешь, Ирвин выпускает с ней пар, если поблизости не оказывается никого получше? — шепотом спросил Тони у Карен, сохраняя благопристойное выражение лица, соответствующее его почтенной бородке, синей бархатной бабочке и красному парадному кушаку.
— Вполне возможно, — ответила Карен, облизывая соль с края бокала с коктейлем «Маргарита».
— Как же она страдает, бедняжка! — покачал головой Тони, пригубливая бокал виски со льдом. — Она такая худенькая. Мне так и хочется пожалеть ее и приголубить.
— Желаю успеха! — сказала Карен, косясь на Мэллори. Планы Тони на этот вечер ее совершенно не беспокоили.
Всех пригласили к столу. После аппетитных закусок из даров моря гостям подали мясное жаркое с жареным картофелем, йоркширским пудингом и домашними овощами. На десерт принесли экзотический фруктовый пирог с персиками и взбитыми сливками, пропитанный коньяком и политый глазурью. Кофе пили на террасе.
Прислонившись спиной к балюстраде, Мэллори, одетый во фрак, раскурил подаренную ему Ирвином сигару и, зажав ее, как указку, между пальцами, поделился с Карен своими планами переустройства усадьбы:
— Мне представляется, что неплохо разбить перед домом несколько лабиринтов. Раньше они здесь были. Вы их видели на старых планах?
— Да, — ответила Карен. — Один из них был разбит возле озера. — У нее кружилась голова после выпитого вина. В желудке ощущалась приятная тяжесть. Ей казалось странным, что маркиз советуется с ней, но голос его ласкал ей слух, отдаваясь эхом в копчике.
— Но вечнозеленые кустарники долго растут, — резонно заметил Ирвин. — Не правда ли?
Американец устроился в старинном резном кресле, украшенном головами химер, звериными лапами, звездами и свастиками. По бокам от него стояли Армина и Патти, оказывающие гостю особое внимание, как в интересах Мэллори, так и преследуя собственные цели: они знали, что Ирвин будет щедр с ними.
— Но ведь можно разбить розарий или посадить взрослые растения, купленные в оранжерее, — возразил маркиз. — А еще лучше — устроить японский садик с каменными дорожками, водоемами, бамбуковыми перегородками и крохотными деревцами.
— У меня есть друг-японец, — сказала Карен. — Он мог бы проконсультировать вас по этому вопросу. — Перед ее мысленным взором возникла квартира Кана, с ее оригинальным интерьером, в котором ей было приятно предаваться плотским утехам.
— Вы правы! Лучше всего устроить несколько разных лабиринтов: традиционный английский, японский, розарий. Марта, отметьте это в своем блокноте и свяжитесь с дизайнером.
— Хорошо, мистер Дуайер, — покраснев, сказала секретарша, раскрывая блокнот дрожащей после выпитого шампанского рукой.
Над садом взошла полная луна, посеребрив верхушки деревьев. Загадочные звезды на черном небе придавали вечеру особое очарование.
— Вы когда-нибудь бывали в Америке? — спросил Ирвин у Карен, закидывая ногу на ногу.
— Нет. Но мои родители сейчас в Штатах.
— Вам обязательно следует побывать у нас! Приглашаю вас к себе в Лос-Анджелес. Нет, я приглашаю к себе всех присутствующих! — сказал Ирвин, взмахнув рукой.
— Лично я с удовольствием принимаю это приглашение! — воскликнула Армина и, наклонившись к американцу, погладила его по бедру.
— И я тоже! — промурлыкала Патти, поводя плечами и наклоняясь так, чтобы гость мог рассмотреть ее груди.
— Решено! — хлопнул он в ладоши. — В конце месяца все летим в Америку на «конкорде». И вы тоже, Карен. В Штатах мы пересядем на мой личный реактивный самолет.
Лицо Марты покрылось красными пятнами, на глаза у нее навернулись слезы. Тони, разлегшийся в шезлонге, расплылся в улыбке. Мэллори куда-то исчез.
Из гостиной послышались звуки фортепиано. Заинтригованная ими, Карен прошла в дом и застала хозяина за пианино: он самозабвенно играл сонату Бетховена. Карен неслышно приблизилась к нему и застыла, пораженная страстностью его игры.
По спине у нее побежали мурашки, промежность взопрела, и в ней, словно в парниковой грядке, проклюнулся стебелек. Но маркиз был далек от суетных мыслей, он погрузился в мир музыкальных грез. Карен подошла к инструменту и, положив руки на его черную полированную крышку, стала наблюдать за пальцами Мэллори.
Длинные и сильные, они беспощадно стучали по клавиатуре, извлекая из нее резкие, тревожные звуки, похожие на удары рапирой. Он играл так же уверенно, как и фехтовал.