Галерея тянулась почти на пятьдесят футов и была разделена мебелью на три части. Когда в камине горел огонь, Кенна всегда устраивалась в среднем помещении, поближе к огню. Сейчас же, осознав, что ей суждено мерзнуть, где бы она ни села, она выбрала самый дальний от двери угол и устроилась на софе. Взглянув на часы, Кенна решила дать Ивонне еще тридцать минут. Возможно, к этому времени Рис или Ник вспомнят, что Ивонне нельзя оставаться в зале до полуночи, когда по традиции все снимут маски.
— Очень плохо с их стороны обещать позаботиться об Ивонне, а потом исчезнуть, — бормотала она себе под нос. — Я их не прощу.
Десять минут показались Кенне вечностью. Она с трудом боролась со сном. Устроившись поудобнее, она все же решила немного вздремнуть, успокаивая себя тем, что ее закрывает спинка софы.
Кенна не знала, сколько времени она спала, когда ее разбудил возбужденный шепот. Она почти забыла, где находится, и чуть было не выдала свое присутствие, попытавшись сесть. Непорядочно молчать, когда другие думают, что они одни, но когда не слышишь, о чем говорят, разве это подслушивание?
Разговор между мужчиной и женщиной велся тревожным шепотом и мог продолжаться очень долго. Покусывая нижнюю губу, Кенна пыталась представить, сколько времени уже прошло, и мысленно уговаривала гостей уйти. Со своего места она не видела часов на камине, и ей ничего не оставалось, как осторожно выглянуть под прикрытием спинки софы. Она сняла шляпу и медленно приподняла голову, бросив быстрый взгляд на каминную полку. В то же самое мгновение голоса стихли.
Думая, что ее обнаружили, Кенна поспешила изобразить на лице виноватое выражение и повернулась в сторону, откуда слышался шепот. Увиденное внезапно вызвало у девочки настоящую бурю самых разных чувств. Сначала Кенна испытала облегчение — мужчина и женщина не видели никого, слившись в поцелуе. Но тут же гнев и ярость захлестнули Кенну. Это Викторина, встав на цыпочки, припала губами к губам Риса.
У Кенны все болезненно сжалось внутри, и она еле успела зажать руками рот, чтобы не закричать. Это был поцелуй не друзей, а любовников, и она жалела, что уже достаточно взрослая, чтобы понять разницу. Маленькие ладони Викторины были скрыты в темных волосах Риса, а его длинные пальцы гладили ее спину.
Если бы на их месте были другие люди, Кенна спокойно перенесла бы это и, возможно, даже нашла бы ответ на мучающий ее вопрос: как при поцелуе люди не сталкиваются носами? Но супружеская неверность мачехи потрясла ее так, что она зажмурилась, совершенно забыв про носы. Буквально упав обратно на софу, Кенна уткнулась лицом в ладони, беззвучно рыдая. Через несколько минут она услышала звук открывающейся двери и осталась в галерее одна.
Всхлипывая, Кенна вытерла нос о рукав и села. Как могла Викторина, так подло поступить по отношению к ее отцу? Как мог это сделать Рис? Если бы она не видела все своими глазами, то никогда бы не поверила этому. И даже сейчас Кенна гадала, не галлюцинация ли это. Может быть, это всего лишь кошмарный сон? Но внутренний голос говорил обратное. Викторина целовала Риса, а тот пылко отвечал ей. Непонятно почему, но при этой мысли Кенне стало еще больнее, чем когда она думала об отце.
Нахлобучив шляпу, Кенна встала. Она должна уйти из галереи. На часах было уже десять минут первого. Рис и Викторина ушли вовремя, чтобы успеть к моменту снятия масок, и если Ивонна не сообразила укрыться в своей спальне, то ей уже ничто не поможет.
Забыв об осторожности, Кенна выбежала из галереи. Она пронеслась мимо бального зала, даже не взглянув в ту сторону. Смех и музыка не казались ей теперь такими веселыми, как это было час назад. Кенна проскочила мимо Хендерсона и выбежала на улицу. Она быстро шла мимо карет и экипажей, стоявших на подъездной дорожке, мимо тщательно подстриженной живой изгороди, мимо цветных фонариков, украшавших сад. Кенна двигалась словно во сне.
В какой-то момент она остановилась и оглянулась на Даннелли. Пятьдесят освещенных окон, казалось, плывут и танцуют в темноте, но Кенна знала, что виной тому ее слезы. Налетевший со стороны пролива холодный ветер пробрался под тонкий камзол, напомнив Кенне, что она слишком легко одета, хотя всего несколькими минутами раньше ей было ужасно жарко. Проклиная все на свете, Кенна повернулась и пошла в обратном направлении. Она не была готова к возвращению домой, но и не собиралась бесцельно бродить по парку.
Обойдя особняк, Кенна направилась к летнему домику. Некоторые из ее самых отчетливых детских воспоминаний были связаны именно с этим строением. Она объявляла себя принцессой, и сын садовника рвал для нее розы, а юный племянник старшего конюха держал пони около апельсинового дерева, воображая, что это конюшня. А когда дети уставали от этой игры — что случалось довольно часто, потому что Кенне было скучно в домике со своими куклами, — они исследовали скользкую каменистую тропинку, которая вела от задней двери летнего домика почти на сотню футов вниз к узкой полоске песка.
Прячась в кустах, они часами играли в пиратов или контрабандистов и искали сокровища в глубоких пещерах, куда можно было попасть с пляжа. Так, в благословенном неведении о грозящей им опасности, дети провели почти целое лето, пока их случайно не обнаружил в одной из пещер лорд Данн. Кенна до сих пор недоумевала, как отец смог незамеченным пробраться в пещеру и почему его одежда, в отличие от их, была подозрительно суха.
Тогда Кенна так и не успела узнать ответ на этот вопрос, потому что ее без промедления водрузили животом на колено отца и звучно отшлепали прямо в присутствии сына садовника и племянника старшего конюха. Гордость заставила ее молчать, и каждый шлепок отдавался ужасным эхом от стен пещеры. Когда с наказанием было покончено, ее стиснули в медвежьих объятиях и вынесли из пещеры. Друзья по несчастью, затихшие под суровым взглядом лорда Данна, следовали за ними. Насколько Кенна помнила, больше они вместе не спускались на тот пляж никогда.
Не сомневаясь, что летний домик заперт, Кенна машинально потянулась за ключом, который всегда лежал у притолоки над головой. Несмотря на свой рост, ей пришлось тянуться за ним, и когда она случайно задела рукой за дверь, та распахнулась. Удивившись, Кенна шагнула вперед, напрочь забыв о ключе.
Ей не нужен был свет. В домике было всего лишь две комнаты — гостиная и спальня, и Кенна знала всю обстановку наизусть. Даже с закрытыми глазами она смогла бы передвигаться по комнатам, не задевая мебели. Но еще до того, как она наткнулась на стол, Кенна осознала, что в домике кто-то был. И совсем недавно. Действительно, муслиновые чехлы с мебели сняты, а в воздухе вместо сырости пахло духами.
Чувствуя тугой комок в горле, Кенна заставила себя войти в спальню, понимая, чту ее ждет, но не в состоянии отказаться от возможности раз и навсегда подтвердить свои подозрения. Аромат духов здесь был сильнее, но он не отличался от запаха духов, которыми обычно пользовалась Викторина.
Дрожащей рукой Кенна провела по кровати. Ее худшие опасения подтвердились. Постель разобрана, но птички уже упорхнули, горько подумала Кенна, сжимая прохладные на ощупь простыни.
Ей стало дурно. Натыкаясь на стулья, она пробежала к задней двери летнего домика и успела спуститься на три ступени, прежде чем у нее началась рвота. Потом она долго сидела на лестнице, опустив голову на колени, и ждала, пока не пройдет вызванная тошнотой слабость.
Мало-помалу Кенна осознала, что очень холодно. Пронизывающий ветер с моря бил в лицо и сыпал колючие брызги на одежду. Вскоре ей показалось, что она окутана влажным, почти ледяным покрывалом. Кенна совсем замерзла, но возвращаться в теплую комнату летнего домика было выше ее сил.
«Я умру от холода, — решила Кенна, — а они поймут, что я все знаю, и устыдятся своего грязного обмана». На какой-то миг этот план показался ей замечательным, но очевидная глупость подобной мысли заставила Кенну рассмеяться. Правда, она не заметила, что смех получился грустным, сквозь слезы, что это истерика.