– Убрав с дороги ее паршивого мужа? Черт, любому не помешала бы такая верная подруга, как вы.
– Боже милостивый, конечно, нет! – Ава прижала руку к груди. На месте вышедшего из моды обручального кольца горел кроваво-красный рубин. – Меня заинтересовала ее судьба. Мне было так досадно видеть, что она совершенно не способна помочь себе сама. Знаю, это было глупо с моей стороны, но мне хотелось посмотреть, на что я способна, и я попыталась выступить своего рода посредником между нею и ее мужем.
– И что это было за посредничество? Оно включало в себя кастрацию?
– Как вы можете быть такой жестокой? Такой грубой? Я хотела помочь! Зачем, как вы думаете, я создала программу для матерей, как не для того, чтобы помочь этим матерям?
– И что вы сделали? Чтобы помочь?
– Я пошла в бар, где он был завсегдатаем и… заманила его – да, именно так, – я его заманила в этот ужасный номер отеля. Сьюзен была там. Это был способ поймать его на месте, заставить его осознать, что он творит. Я ушла, как только она появилась, чтобы они могли объясниться наедине. – Ава прикрыла глаза рукой. – С тех пор я с ней больше не виделась и не говорила. Она мне не звонила, а мои немногочисленные попытки с ней связаться оказались безуспешными. Я предположила, что им не удалось объясниться, как мы надеялись. Но я понятия не имела… Если она его убила, лейтенант, если произошло именно это, значит, речь идет о самозащите. Другого объяснения нет.
– Позвольте мне суммировать сказанное. Вы нарядились проституткой, пошли в бар, а потом и в притон с Недом Кастером, чтобы оказать услугу его жене?
Ава вздернула подбородок.
– Мне не нравятся ваши намеки и ваше отношение.
– Ой, я страшно извиняюсь!
– Лейтенант, вы не представляете, как это бывает – неожиданно для самой себя оказываешься вовлеченной в судьбы этих женщин, начинаешь сочувствовать им. Сьюзен отчаянно пыталась спасти свой брак, свою семью. Она была уверена, что если застанет его на месте преступления, так сказать, он согласится пойти к семейному консультанту. И, я признаю, это был хоть какой-то шанс… Мы в программах «Всемирного спорта Эндерса» не чураемся практической работы. Мы с Томми верили в участие, в такого рода личную помощь. Я совершила ужасную ошибку, признаю. А теперь человек мертв. – И она закрыла лицо руками.
– Ладно, давайте кое-что уточним для протокола. Вы заявляете, что встретили Неда Кастера в баре поздним вечером двадцатого января этого года, что вы пошли с ним в номер отеля.
– Да-да, на встречу со Сьюзен. Он, конечно, рассердился, но она попросила меня уйти. Оставить их одних, чтобы они могли все обсудить. Мне не следовало уходить. Теперь я это ясно вижу. – Словно умоляя о понимании, Ава простерла руки к Еве. – Откуда мне было знать, что она убьет его? Она сказала, что хочет спасти свой брак, разве могла я представить, что она убьет его?
– Да, трудный вопрос. Вы не могли этого знать.
– Я чувствую себя ужасно. Как подумаю, мне просто дурно становится. Но Сьюзен, господи, она, наверно…
На этот раз вошел Бакстер, нагруженный несколькими пакетами с вещественными доказательствами.
– Кастер уже в пути, – тихо сказал он, наклонившись к Еве.
– Хорошо. Ну-ка посмотрим, что тут у нас имеется. Дистанционный пульт с черного рынка. А вот и диски с камер наблюдения. Взяты из вашего дома. – Ева подняла одноразовый мобильный телефон. – Дешевка. Полное дерьмо. Шприцы, уплотнитель члена, транквилизатор. Все это конфисковано в доме Сьюзен Кастер.
– О мой бог, о мой бог, это… это то самое устройство для обхода нашей охранной системы? – Голос Авы упал до театрального шепота. – Когда Томми… Сьюзен? О мой бог, это Сьюзен убила Томми?
– Можете держать пари на что угодно.
– Но… но почему? Зачем? Ее дети участвовали в программе. Мы с Томми… Нет! Нет. Нет. – Прижимая пальцы к вискам, Ава качала головой из стороны в сторону. Ева сочла, что она переигрывает. – Только не из-за того, что случилось с ее мужем. Только не из-за того, что я сделала в тот вечер! Прошу вас, скажите, что не поэтому.
– Нет, поэтому.
– Как мне теперь простить себе это? – Ава разрыдалась очень натурально. Отрывистые глубокие рыдания. – Это моя вина, это все по моей вине. О, Томми, Томми…
– Хотите передохнуть минутку, Ава? – Ева подалась вперед и коснулась ее руки. – Я понимаю, как вам тяжело. Простите, что я так жестко говорила с вами в начале беседы. Мне нужен был мотив.
– Все это не имеет никакого значения. Ровным счетом никакого значения, это все моя вина. Если бы я не пустилась в эту чудовищную авантюру с мужем Сьюзен, если бы не пошла с ним в этот ужасный гостиничный номер, Томми был бы жив.
– Вот тут вы совершенно правы. Но, видите ли, в чем дело… Вы меня слушаете, Ава? Вы можете успокоиться?
– Да, простите, я постараюсь. Я постараюсь. Это такой страшный шок…
– Вот вам еще один шок. Сьюзен Кастер не было в том притоне с вами и ее мужем.
– Как это не было? Она была там. Я ее видела. Я с ней говорила.
– Она была у себя дома, за много кварталов от притона, названивала своему мужу по мобильному и оставляла сообщения на голосовой почте, пока вы резали ему глотку. Пока вы выходили из ванной в хирургическом костюме, заизолировавшись, вооружившись шестидюймовым зазубренным ножом, которым распахали ему горло, она была дома, ходила взад-вперед, старалась ему дозвониться. А в это самое время вы следили, как он истекает кровью, потом оттяпали ему член, потом вылезли в окно на пожарную лестницу. Потом вы, как вам казалось, просто «летели по воздуху» и пролетели десять кварталов до того места, где оставили свой «Мерседес», нью-йоркский номер «Э АВА», на заранее зарезервированной парковке.
«А ведь и вправду кайф, – подумала Ева. – Что там говорила Пибоди о приятной щекотке?» Приятная щекотка разливалась по ее телу, пока она следила за лицом Авы.
– У меня есть установленные время заезда и время выезда. Время выезда – через двадцать одну минуту после наступления смерти Кастера. А вот еще кое-что. Вы заизолировались, но не учли, какие грязные окна в этих грязных притонах, какие жуткие подоконники, как вся эта дрянь могла прилипнуть к подошвам ваших туфелек. Туфельки у вас – зашибись. Мы их обработаем, эти ваши туфельки, Ава. Я готова поставить на них. – Ева пожала плечами. – В общем-то, это особого значения не имеет, раз уж вы признались под протокол, что были там.
– Но я объяснила вам почему! И этот человек был жив, когда я ушла. Какой смысл мне был его убивать? У… уродовать его таким чудовищным образом после смерти? Я его даже не знала!
– Вы сами сказали, какой смысл. Если бы Кастер не был убит, ваш муж остался бы жив. Видите вот это? – Ева постучала ногтем по телефону. – Кусок дерьма, как я уже сказала. Большинство людей уверены, что эти дерьмовые одноразовые штуки вообще не хранят записи разговоров. Но знаете, эти наши электронные асы… Они настоящие волшебники. – Ева ослепительно улыбнулась. – «Хорошая девочка». Помните, как вы сказали это Сьюзен? С благоуханных берегов Санта-Люсии, когда она доложила, что задание выполнено? Хотите сами послушать?
Ева нажала на кнопку воспроизведения, и из аппарата раздался голос Авы: «Хорошая девочка».
– Они почистят запись, но я хотела, чтобы вы прослушали сразу, как только они ее восстановили. Как это любезно с вашей стороны – похвалить Сьюзен.
– Это нелепо, а вы просто смешны. Сьюзен убила своего мужа и моего, разве это не очевидно? Должно быть, она страдает каким-то ужасным душевным расстройством. А что касается этого телефона, на протяжении последних месяцев я много раз с ней разговаривала.
– С Санта-Люсии? Они отлично умеют пеленговать такие разговоры.
– Я этого не припоминаю. Возможно. Не исключено.
Опять Ева ощутила приятную щекотку, заметив, как на шее у Авы запульсировала жилка.
– Ваши предыдущие показания: вы не говорили и не контактировали со Сьюзен Кастер с той ночи, когда ее муж был убит.
– Возможно, я ошиблась на этот счет.
– Нет, вы не ошиблись, вы солгали. Ложь вас и сгубила. Вы в ней запутались. У вас был весьма надежный план, это я готова признать. Но нет чтобы сделать все по-простому! Вам непременно надо было нагнать изысков, выставить себя героиней, мученицей, верной, любящей, страдающей женой. Вам обязательно надо было унизить вашего мужа, представить его таким, каким на самом деле он вовсе не был. Вы хотели заставить его заплатить за все те годы, что вам приходилось притворяться, разыгрывая любящую жену. Он никогда не снимал проституток, никогда не изменял вам, никогда не требовал от вас извращенного секса.