Вернувшись после довольно удачного вечернего выхода в свой привычный бордель, я не обнаружила его старой хозяйки; кресло ее было опрокинуто, дверь в мою комнату взломана; вроде бы мадам то ли увели, то ли согнали с места… но кто — полицейский? Сводник-конкурент? Узнать было не у кого. Как бы то ни было, ее отсутствием воспользовались воры, проникли в дом, запугали девиц и их клиентов и похитили все, что смогли унести: хлипкие матрасы и коврики, разбитые зеркала, немногочисленную расшатанную мебель, а также мои платья, туфли, шляпку и сумочку. Потеря была не так существенна, но она означала, что придется возвращаться домой в мужской одежде (на мне были оксфордские штаны и шляпа-канотье) и просачиваться в свою комнату, не попадаясь на глаза миссис Бест.
Было уже поздно, и я отправилась в Смитфилд медленным шагом, в надежде, что к моему приходу все Весты успеют заснуть. В самом деле, в окнах было темно, все звуки затихли. Я отперла дверь и стала бесшумно подниматься по лестнице, с ужасом вспоминая, как я в последний раз проделывала тот же маневр и что меня ожидало по его окончании. Может, из-за этого и случилась оплошность: на полпути я задела рукой шляпу и она, перелетев через перила, со стуком приземлилась внизу, в коридоре. Нужно было за ней спуститься, и я уже собиралась это сделать, но поблизости скрипнула дверь и запрыгал огонек свечи.
— Мисс Астли… — Это был голос моей квартирной хозяйки, звучавший в темноте тонко и сварливо. — Мисс Астли, это вы?
Я не остановилась, чтобы ответить, а махом одолела оставшиеся ступени и скрылась в своей комнате. За закрытой дверью я сорвала с себя пиджак и брюки: и сунула их вместе с рубашкой и кальсонами в небольшую занавешенную нишу, где вешала одежду. Отыскав ночную рубашку, я нырнула в нее и стала лихорадочно застегивать на горле пуговицы, но тут послышался тот самый звук, которого я боялась: тяжелые быстрые шаги на лестнице, за которыми последовал стук в мою дверь и громкий, пронзительный голос миссис Бест.
— Мисс Астли! Мисс Астли! Будьте любезны, откройте дверь. Внизу, в коридоре, я нашла непонятный предмет. Не иначе, как у вас в комнате есть кто-то, кому не следует быть!
— Миссис Бест, — отозвалась я, — о чем вы?
— Вы знаете, о чем я, мисс Астли. Я вас предупреждаю. Со мной мой сын!
Она стала трясти дверную ручку. Наверху застучали шаги, заплакал разбуженный ребенок.
Я повернула ключ и распахнула дверь. Миссис Бест, в ночном одеянии, закутанная в шотландский плед, протиснулась мимо меня в комнату. Сзади стоял, в ночной рубашке и колпаке, ее сын. Вид у него был такой, что краше в гроб кладут.
Я повернулась к квартирной хозяйке. Она разочарованно осматривалась.
— Я знаю, здесь где-то прячется джентльмен! — вскричала она.
Миссис Бест сорвала с постели покрывала, заглянула под кровать. Под конец она, разумеется, направилась к нише. Я кинулась, чтобы ее задержать, она удовлетворенно осклабилась.
— Вот он и попался! — Рванувшись к нише, она раздернула занавески, потом с шумным вздохом отступила. В нише находилось четыре костюма, не считая того, который я только что сняла. — Ах ты шлюшонка! Да тут настоящая оргия готовится!
— Оргия? Оргия? — Я скрестила руки на груди. — Это шитейная работа, миссис Бест. Разве преступление — брать у джентльменов в починку платье?
Схватив белье, которое я только-только с себя скинула, миссис Бест стала его обнюхивать.
— Эти подштанники еще теплые. Скажешь, нагрелись от твоей иглы? Ну нет, уж скорее — от его! — Я открыла рот, но не нашлась что ответить. Пока я думала, миссис Бест шагнула к окну и выглянула наружу. — Ага, понятно, куда они делись, эти негодяи! Ну ладно, далеко не уйдут — в чем мать родила!
Я перевела взгляд на ее сына. Он рассматривал мои лодыжки под подолом ночной рубашки.
— Простите, миссис Бест, — сказала я. — Этого больше не повторится, обещаю.
— Да уж, в моем доме точно не повторится! Я требую, мисс Астли, чтобы завтра утром вы съехали. Вы и всегда-то были со странностями, а сейчас и вовсе превратили мой дом в бордель! Я этого не потерплю, ни за что не потерплю! Я предупреждала вас, еще когда вы вселялись.
Я склонила голову, миссис Бест круто развернулась. Стоявший за ней сынок наконец ухмыльнулся.
— Шлюха, — бросил он, сплюнул и последовал за своей мамашей в темноту.
Вещей у меня было немного, с упаковкой особенно возиться не пришлось, так что на следующее утро я, едва умывшись, направилась к выходу. Миссис Бест, когда я проходила мимо, поджала губы. В глазах Мэри, напротив, читалось восхищение: ведь под конец выяснилось, что я самая нормальная девушка — интригующе нормальная. Я дала ей шиллинг и погладила по руке. На прощанье я прошлась по Смитфилдскому рынку. Утро было теплое, от туш неимоверно воняло, мухи гудели безостановочно, как мощный мотор, и все же я ощущала некоторую привязанность к месту, которое в дни своего помешательства так часто рассматривала через окно.
В конце концов я оставила мух спокойно завтракать и удалилась. Куда направить стопы, я не имела понятия, но мне случалось слышать, что на улицах в районе Кингз-Кросс полным-полно меблированных комнат, и я подумала попытать счастья там. Но туда я так и не дошла. В витрине лавки на Грейз-Инн-роуд мне бросилось в глаза небольшое объявление: «Респиктабельная леди ищет постояльца женского пола» и адрес. Я немного задержалась, рассматривая его. «Респиктабельная» — это настораживало, еще одна миссис Бест мне не нужна. Однако в словах «постоялец женского пола» чудилось что-то призывное. Постоялец, но женского пола — это было как раз про меня.
Я запомнила адрес. Грин-стрит располагалась, как обнаружилось, всего в двух шагах — узенькая улочка примыкала под прямым углом к самой Грейз-Инн-роуд; по одну сторону ряд ухоженных домиков, по другую — довольно мрачный многоквартирный дом. Номер из объявления относился к одному из домиков, на вид очень приятному. Крыльцо украшал горшок с геранью, за ним вылизывалась трехногая кошечка. Когда я подошла, она вскочила и подставила шею — чеши.
Я потянула колокольчик, и ко мне вышла седовласая дама с добродушным лицом, в переднике и шлепанцах. Услышав, зачем я пришла, она тотчас впустила меня в дом, представилась как миссис Милн и на миг задержалась, чтобы приласкать кошку. Я тем временем, щуря глаза, огляделась. Холл бы сплошь завешан картинами, как в свое время передняя гостиная миссис Денди. Относились они, однако, не к театру; насколько я смогла рассмотреть, между ними не было вообще ничего общего, за исключением яркости красок. По преимуществу они были довольно невзыскательные, иные представляли собой вырезки из книг и газет, пришпиленные к стене без рамки, но на одной или двух я узнала известные сюжеты. Над подставкой для зонтов, например, висела копия броского полотна «Свет мира», ниже красовалась индийская картинка: стройное голубое божество, на глазах пятнышки типографской краски, в руках флейта. Я задала себе вопрос, не является ли миссис Милн маниакальной поклонницей какой-либо религиозной доктрины — теософской, например, или индуизма.
Однако, перехватив мой блуждающий по стенкам взгляд, она расплылась в истинно христианской улыбке.
— Картинки моей дочери. — Словно бы это объясняло все. — Она любит краски.
Я кивнула и последовала за миссис Милн вверх по лестнице. Она отвела меня прямо в комнату, назначенную к сдаче. Помещение было обычное, но приятное, с безупречно чистой обстановкой. Главной привлекательной чертой было окно: широкое, распахивающееся в середине наподобие стеклянной двери; за ним был небольшой балкон с железной решеткой, который выходил на Грин-стрит, напротив ветхого многоквартирного дома.
— Квартирная плата — восемь шиллингов. — Миссис Милн подняла глаза. Я кивнула. — Вы уже не первая здесь девушка, — продолжала она, — но, честно говоря, я надеялась на даму постарше — может быть, вдову. До недавнего времени тут жила моя племянница, но она вышла замуж и уехала. А у вас самой не намечается в ближайшее время свадьба?
— О нет.
— Есть у вас молодой человек?