Тяжело дышащую, одетую в платье, меня оставили лежать на постели. На ногах у меня были зашнурованные туфли.
— Вставай! — скомандовала Диана и, схватив меня за плечо, вытолкала за дверь спальни, потом будуара, в темный коридор.
Дамы последовали за мной. Миссис Хупер и Мария держали с двух сторон Зену. Когда я приостановилась, Диана пихнула меня так, что я чуть не упала.
Тут только у меня полились слезы.
— Диана, ты же не всерьез?
Но она ответила холодным взглядом. Тычками и щипками она меня подгоняла. Мы спустились по лестнице — с этого спирального хоровода запыхавшихся, причудливо наряженных женщин можно было бы писать шествие грешников в ад. Прошли через гостиную, где возлежали на подушках несколько оставшихся дам; они удивленно спросили, что это мы делаем. Одна из нашей группы объяснила, что Диана застала в своей собственной постели своего кавалера и горничную и теперь выкидывает их на улицу — зрелище, на которое стоит посмотреть.
Чем медленней мы шли, тем больше напирала сзади толпа, тем громче звучали смех и непристойные выкрики. На нижнем этаже стало холодно; когда Диана открыла кухонную дверь в сад на задах, порыв ветра ожег мои заплаканные глаза. «Нет, нет, не может быть!» — повторила я. На холоде я быстро трезвела.
Перед глазами возникли моя комната, чулан, туалетный столик, постельное белье; портсигар, запонки, прогулочная трость с серебряным набалдашником; льняной костюм цвета слоновой кости, туфли из такой мягкой и красивой кожи, что однажды я лизнула их языком. Часы с ремешком, чтобы носить на запястье.
Диана меня подталкивала, я обернулась и схватила ее за руку.
— Не выгоняй меня, Диана! Оставь! Я буду хорошей! Оставь меня, я стану тебе угождать!
Под мои уговоры она вела меня все дальше, пока мы не уперлись в высокие деревянные ворота рядом с каретным сараем в дальнем конце сада. Диана раскрыла дверцу в воротах — снаружи была непроглядная темень. Взяв Зену из рук миссис Хупер, она обхватила ее за шею.
— Если ты, ничтожная тварь, еще раз покажешься на Фелисити-Плейс, если я еще раз услышу о твоем жалком существовании — так и знай, отправишься обратно в тюрьму и будешь гнить там до конца дней, я уж об этом позабочусь, как обещала. Понятно?
Зена кивнула. Тычок — и Зену поглотила тьма. Диана повернулась ко мне.
— То же относится и к тебе, шлюха подзаборная.
Она толкнула меня в дверцу, но я уцепилась за ворота.
— Пожалуйста, Диана! Позволь мне только собрать вещи!
Я перевела взгляд на стоявших за ее спиной Дикки и Марию, но в их глазах не мелькнуло ни искры сострадания, лишь винный туман и охотничий задор. Я обвела взглядом всех этих томных дам в воздушных, колеблемых ветром одеждах.
— Бога ради, помогите! — крикнула я. — Помните, как вы на меня глазели и пускали слюни? Как твердили, какая я красивая и как вы завидуете Диане? Любая из вас может сейчас меня получить! Любая! Только не дайте ей выгнать меня на темную улицу, без гроша в кармане! Будьте вы все прокляты, суки, если вы ей это позволите!
Выкрикивая это, я плакала и утирала нос рукавом своего затрапезного платья. Щеку мою раздуло раза в два, волосы были примяты; дамам наконец наскучило на меня смотреть, и, увидев, как они отводят глаза, я поняла, что пропала. Мои ладони соскользнули с ворот, Диана меня толкнула, я вывалилась в переулок. Непромокаемый мешок полетел следом и шлепнулся у моих ног на булыжную мостовую.
Я подняла голову, чтобы еще раз взглянуть на Дианин дом. Окна гостиной розовато светились, дамы уже шагали по траве, направляясь туда. Вот миссис Хупер, вот Дикки пристраивает в своем водянистом глазу монокль, вот Мария, вот Диана. Из ее прически выбилось несколько темных прядей, и ими играл ветер, нахлестывая ее по щекам. Экономка что-то ей сказала, она засмеялась. Потом закрыла дверь и повернула в замке ключ. Огни и смех Фелисити-Плейс были потеряны для меня навсегда.
Часть третья
Глава 15
Зная, как низко я успела пасть, вы могли бы предположить, что с меня сталось бы колотить в закрытую дверцу или взобраться на ворота и оттуда воззвать к моей прежней покровительнице. Нельзя сказать, что такие мысли не приходили мне в голову, пока я стояла и шмыгала носом в темном пустом переулке. Но я заглянула в глаза Дианы и не увидела в них ни искры снисхождения, страсти или похоти. Хуже того, ее приятельницы смотрели на меня точно так же. Могла ли я ним обратиться, могла ли рассчитывать, что явлюсь перед ними, как прежде, красивой и гордой?
От этой мысли слезы у меня полились еще обильней; наверное, я бы до утра просидела, рыдая, перед оградой. Но рядом что-то шевельнулось, и я увидела Зену: руки ее были скрещены на груди, лицо бледно, как полотно. Поглощенная собственным горем, я о ней совершенно забыла.
— Зена! — воскликнула я. — Вот так история! Что же нам делать?
— Что нам делать? — Ее тон, слова сильно отличались от прежних. — Что нам делать? Я знаю, что делать мне. Оставить вас здесь и надеяться, что эта женщина за вами вернется и возьмет обратно, чтобы вовсю над вами изгаляться. Это вам как раз поделом!
— Думаешь, она за мной вернется?
— Куда там, а уж за мной точно не вернется. Видите, куда нас завели ваши шелковые речи! На темную улицу, в январский холод, без шляпы, даже без пары панталон, без носового платка! В тюрьме и то лучше. Из-за вас я потеряла место, потеряла себя. Потеряла свои семь фунтов жалованья, которые берегла для колоний! Какая же я была дура, что позволила себя целовать! А вы-то какая были дура — это ж надо придумать, что хозяйка ничего не узнает! Так бы и дала вам по лицу!
— Ну так и дай! — всхлипнула я. — Поставь мне фингал под другой глаз — я это заслужила!
Но Зена только тряхнула головой, крепче обхватила себя руками и отвернулась.
Я утерла нос рукавом и постаралась немного успокоиться. Когда я, все еще одетая Антиноем, вывалилась за порог гостиной, только-только пробило полночь; с тех пор, по моим прикидкам, минуло лишь полчаса — и это пугало, ведь предстояло еще долго мерзнуть в ожидании рассвета. Я спросила самым смиренным тоном:
— Что мне делать, Зена? Что мне делать?
Она оглянулась.
— Наверное, вернуться к своим. У вас ведь есть родня? Друзья?
— Теперь никого…
Я снова принялась утирать слезы; Зена обернулась и закусила губу.
— Если у вас никого нет, тогда мы на равных: у меня тоже нет ни души, родня от меня отказались после истории с Агнес и полицией. — Взглянув на мой мешок, она толкнула его носком ботинка. — Не завалялось ли у вас где-нибудь монетки? Что там в мешке?
— Вся моя одежда. Мужское платье, с которым я явилась к Диане.
— Оно хорошее?
— Так я думала. — Я подняла голову. — Ты хочешь сказать, мы его наденем и сойдем за джентльменов?..
Наклонившись, Зена заглянула в мешок.
— Я хочу сказать, мы его продадим.
— Продадим? — Продать мою гвардейскую униформу и оксфордские штаны? — Не знаю…
Зена подышала себе на пальцы.
— Выбор за вами, мисс: либо продать платье, либо встать под фонарем на Эджвер-роуд и предлагать себя джентльменам…
Мы продали мои наряды. Продали старьевщику, державшему палатку на рынке у Килборн-роуд. Когда Зена его нашла, он уже паковал мешки: торговля на рынке продолжалась за полночь, но к нашему прибытию тачки по большей части опустели, на улице скопились горы мусора, торговцы тушили бензиновые лампы и опорожняли ведра в канавы. Едва мы приблизились, старьевщик заявил:
— Вы опоздали, я уже свернул торговлю. — Но когда Зена вытащила из мешка одежду, он наклонился и засопел. — Солдатские тряпки не стоило бы и на прилавок выкладывать. — Старьевщик накинул себе на руку и расправил мундир. — Но я его возьму ради саржи, из него можно выкроить нарядный жилет. Пиджак и брюки недурны, туфли тоже. Плачу гинею за все про все.
— Гинею? — Я вскинула брови.
— Больше вам сегодня никто не даст. — Старьевщик снова засопел. — Добро-то небось только-только уведенное.