— Помоги доесть пирог, — попросила я. И обратилась через ее голову к Энни: — Слушай, не дашь ли сигаретку? Эта больно гадкая.
— Ну раз уж ты такая знаменитость…
Флоренс с помощью Рут стала приканчивать пирог. Певицы у пианино, устав и охрипнув, вернулись к бильярдному столу. Уличные девицы из соседнего отсека поднялись на ноги и пришпилили шляпки: наверное, предположила я, собрались на промысел куда-нибудь в обычную пивную в Уоппинге или Лаймхаусе. Нора зевнула, мы, по ее примеру, тоже, Флоренс вздохнула.
— Не пора ли по домам? — спросила она. — Похоже, час уже очень поздний.
— Скоро полночь, — отозвалась мисс Раймонд.
Мы встали и начали застегивать пальто.
— Мне нужно сказать пару слов миссис Суиндлз, поблагодарить за пирог, — объяснила я.
Переговорив с нею, а также ответив по пути на приветствия полудюжины женщин, я зашла в бильярдный уголок и кивнула Дженни.
— Доброй ночи, — сказала я. — Я рада, что вы выиграли шиллинг.
Она пожала мне руку.
— Доброй ночи, мисс Кинг! Шиллинг — ерунда, главное — это удовольствие видеть вас в нашей компании.
— Надеюсь, Нэн, мы еще здесь свидимся? — добавила ее татуированная подруга.
Я кивнула:
— Я тоже надеюсь.
— Но в следующий раз вы уж выступите перед нами по-настоящему, в одежде джентльмена.
— Да-да, пожалуйста!
Вместо ответа я улыбнулась и шагнула прочь, но вспомнила кое о чем и вновь махнула рукой Дженни.
— Эта фотография, — заговорила я спокойно, когда Дженни подошла. — Как вы думаете, миссис Суиндлз не станет возражать… можно будет мне забрать ее?
Дженни тут же сунула руку в карман, вынула помятую, выцветшую фотографию и протянула мне.
— Берите, — сказала она и, не удержавшись, поинтересовалась: — Но разве у вас нет своей? Я думала…
— Между нами, я ушла со сцены довольно неожиданно. Много чего было потеряно, и до сих пор я об этом не заботилась. Но карточка… — Я опустила глаза на фото. — Вряд ли мне повредит пустячное напоминаньице, верно?
— Надеюсь, что не повредит, — добродушно согласилась Дженни. Она перевела взгляд на Флоренс и остальных. — Ваша девушка вас ждет, — улыбнулась она.
Я опустила фото в карман пальто.
— Верно, ждет, — рассеянно кивнула я. — Верно.
Я присоединилась к подругам, и мы, проложив путь сквозь толпу, выбрались по ненадежной лестнице на пронзительно холодный февральский воздух. Под стенами «Фрегата» было темно и тихо, однако с Кейбл-стрит доносился отдаленный гул. Подобные нам посетители питейных палаццо и пивных потихоньку выбирались на улицу, чтобы на неверных ногах отправиться домой.
— А не бывало ли столкновений, — спросила я по пути, — между женщинами из «Малого» и местными жителями или хулиганами?
Энни, поежившись, подняла воротник и взяла мисс Раймонд под руку.
— Да. Случалось. Однажды какие-то мальчишки нарядили в шляпку поросенка и спустили по лестнице…
— Что ты говоришь!
— Да, — подтвердила Нора. — И еще какой-то женщине проломили в драке голову.
— Но драка была из-за девушки, — зевая, пояснила Флоренс, — и ударил ее как раз муж этой девушки…
— По правде говоря, — продолжала Энни, — в этих местах настоящее столпотворение: евреи и индийские матросы, немцы и поляки, социалисты, анархисты, Армия спасения… Здешний народ уже ничем не удивишь.
И все же не успела она закончить, как из дома в конце улицы вышли двое парней и при виде нас (Энни и мисс Раймонд под ручку, Рут, засунувшая руку в карман Норы, мы с Флоренс тремся друг о друга плечами) зашептались и заухмылялись. Один, когда мы проходили мимо, смачно сплюнул, другой поднес сложенную чашечкой ладонь к ширинке и загоготал.
Энни оглянулась на меня и пожала плечами. Мисс Раймонд, чтобы нас развеселить, проговорила:
— Интересно, будут ли и у меня на совести разбитые женские головы…
— Только сердца, мисс Раймонд, — откликнулась я галантно и с удовлетворением поймала на себе хмурые взгляды Энни и Флоренс.
Группа наша стала редеть: в Уайтчепеле Рут и Нора наняли кеб до своего дома в Сити, а в Шордиче, где жила мисс Раймонд, Энни, опустив глаза долу, заявила: «Думаю, мне нужно проводить мисс Раймонд до дверей, а то час уже поздний; вы двое ступайте вперед, я вас догоню…»
И вот мы с Флоренс остались вдвоем. Шагали мы быстро, потому что погода была холодная, Флоренс жалась ко мне, опираясь на мою руку. Выйдя на Куилтер-стрит, мы остановились (как я, когда явилась сюда впервые), чтобы немного вглядеться в темные зловещие башни рынка Колумбия и беззвездное и безлунное лондонское небо, полное смога.
— Вряд ли Энни нас догонит, — пробормотала Флоренс, оглядываясь.
— Пожалуй, и пытаться не станет.
В доме показалось, с улицы, жарко и душно, но когда мы сняли пальто и посетили уборную, нам сделалось зябко. Ральф установил заранее мою передвижную кровать и прикрепил к каминной полке записку, что в духовке для нас оставлен чайник. Чай в самом деле там был — густой и темный, как соус, но мы все равно за него взялись. Вернулись с кружками в гостиную, где было теплее, и стали греть руки над угольками, догоравшими в камине среди пепла.
Кресла были отодвинуты, чтобы освободить место для кровати, и мы робко уселись бок о бок. Кровать при этом катнулась в сторону, и Флоренс рассмеялась. Тьму разгоняла только прикрученная настольная лампа. Мы сидели, прихлебывали чай и глядели в огонь; время от времени в камине сдувало золу и с треском вспыхивал уголек.
— Какая тут тишина после «Малого»! — спокойно заметила Флоренс.
Я уже раньше подтянула колени к подбородку (кровать была очень низкая), а теперь оперлась на них щекой, улыбаясь Флоренс.
— Хорошо, что ты свела меня туда. Это был у меня самый приятный вечер с… с незапамятных времен.
— Так уж и незапамятных?
— Да. Ведь знаешь, мне мало веселиться самой, нужно еще видеть тебя веселой.
Флоренс улыбнулась и зевнула.
— Как ты думаешь, мисс Раймонд очень красивая?
— Недурная.
«Не такая красивая, как ты», — хотелось мне сказать, пока я рассматривала черты, казавшиеся мне прежде заурядными. О Фло, ты красивей всех на свете!
Но я промолчала. А Флоренс тем временем улыбнулась.
— Я вспоминаю другую девушку, за которой ухаживала Энни. Мы впускали их к себе, потому что Энни тогда делила постель с сестрой. Они спали здесь, а мы с Лилиан наверху, и сколько же от них было шуму! Миссис Монкс спросила: «У вас кто-то заболел?» Пришлось сказать, что у Лили разболелся зуб, а ведь на самом деле она спала без задних ног со мною рядом…
Флоренс примолкла. Я ослабила узел галстука: представив себе, как Фло лежала рядом с Лилиан и мучилась приливом бесплодной страсти, я, как обычно, испытала и горечь, и волнение.
— Это было тяжело — делить постель с человеком, которого так любишь? — спросила я.
— Ужасно тяжело! И в то же время чудесно.
— И ты ни разу… не поцеловала ее?
— Целовала иногда, когда она спала, — в волосы. Они у нее были такие красивые…
Мне живо вспомнилось, как я лежала рядом с Китти, когда мы еще не были любовницами. Слегка меняя тон, я спросила:
— Случалось тебе разглядывать ее лицо, пока она спала, и надеяться, что она видит сны о тебе?
— Я специально зажигала свечу!
— А мучило тебя желание ее потрогать, когда она лежала рядом?
— Ох, до чего мне этого хотелось! Даже страшно было.
— И ты трогала самое себя и желала, чтобы это были не твои, а ее пальцы?..
— Да, и потом краснела! Однажды я придвинулась к ней вплотную, и она произнесла, не просыпаясь: «Джим!» Так звали ее любовника. И повторила: «Джим!» так ласково, что я бы не узнала ее голос. К горлу у меня подступили слезы, и больше всего мне хотелось… О Нэнс, больше всего мне хотелось, чтобы она спала беспробудным сном, я бы ее трогала и она опять ласково звала бы меня «Джим»…
Флоренс шумно вздохнула. В камине затрещали угли, но взгляд Флоренс оставался неподвижен, и мой тоже. Мы смотрели друг на друга; казалось, от ее жарких слов наши взгляды сплавились воедино — не разорвать. Я произнесла, почти смеясь: «Джим, Джим!» Она мигнула и вздрогнула, я вздрогнула тоже. И тут я произнесла просто: «О Фло…»