Я должна дышать сквозь плеть гнева. Понятно, что он делает: дразнит меня, нажимая на мои кнопки, чтобы вызвать реакцию. Я ненавижу, что это работает.
Но даже когда я пытаюсь укротить свои эмоции, мой взгляд продолжает скользить по его изможденной матери.
Какого черта она кажется мне такой чертовски знакомой?
И тут меня осенило. Я никогда не видела ее голоса должным образом. Но ее голос… этого я никогда не забывала. Он оставался со мной все эти годы.
Она была моим первым знакомством с миром Братвы.
Она была первой, кто заговорил со мной в этой камере после нескольких дней мучительного молчания.
— Ты, — говорю я, переводя на нее взгляд. — Ты была женщиной, которая говорила со мной после моего первого похищения… Ты держала меня в этой камере несколько дней.
Она не мешает это отрицать. — Да, это была я.
Я качаю головой. — В чем был смысл?
— Смысл был в том, чтобы использовать тебя, чтобы добраться до меня, — вставляет Исаак сквозь стиснутые зубы. — Они полагали, что твое взятие даст им рычаги, необходимые для того, чтобы заставить меня сотрудничать. Однако это имело неприятные последствия. Не так ли, кузен?
— Что ты собирался делать со мной, Максим? — мягко спрашиваю я.
Он не смотрит мне в глаза. Это вызывает дрожь по моей спине. Почему он не смотрит мне в глаза?
— Ками, — бормочет он мягким тоном. — Ты меня знаешь. Мы планировали совместную жизнь. Ты же знаешь, что я никогда не причиню вреда твоей дочери.
Оно тонкое, но я получаю сообщение громко и ясно. У меня есть твоя дочь.
Сотрудничай… или иначе.
— Где она? — спрашиваю я, мой голос слегка дрожит.
— Она в безопасности, — говорит Максим. — Но она спрашивала о тебе. Пойдем со мной сейчас, и я отведу тебя к ней.
Исаак напрягается рядом со мной. — Она никуда с тобой не пойдет.
— Пожалуйста, Максим, — говорю я. — Просто верни ее мне.
— Вернуть ее? — повторяет он. — Нет, я не могу вернуть ее. Но я могу взять тебя с собой.
— Это выбор? — Я спрашиваю.
— Это выбор.
Никита делает шаг вперед, выигрывая для меня время. — Прежде чем будет принято какое-либо решение, мне нужно кое-что рассказать всем. — Ее глаза устремлены на Светлану. Две нити сильного напряжения разрезают воздух пополам — одна колеблется между Максимом и Исааком. Другая между их матерями.
Расскажите о семейной драме.
— И почему кого-то из нас должно интересовать то, что ты хочешь сказать? — отрезает Светлана. — Ты всего лишь шлюха, которая преследовала за мужчиной, который не был твоим.
Я могу сразу сказать, что это первый раз, когда Исаак или Богдан столкнулись с этой новой возможностью. Оба взгляда метнулись к Никите, ожидая, что она будет отрицать это и защищаться.
— Мама, — тихо говорит Богдан. — О чем она говорит?
— Конечно, твои мальчики не знают, — говорит Светлана со смехом мрачным и мрачным. — Ты всегда умела притворяться. Я единственная, кто видела тебя насквозь.
— Я знаю, что ты чувствуешь, Светлана, — устало говорит Никита. — И мне жаль, что ты пострадала за это. Но Яков никогда не был твоим. Ни в коем случае это не имело значения. Подпись на листе бумаги ничего не значит.
Глаза Исаака ничего не упускают. Его взгляд танцует между Светланой и Никитой с растущим пониманием.
— Мы собирались убежать вместе, — объясняет Никита. — Яков и я. Однажды мы собирались исчезнуть. И мы собирались взять с собой мальчиков.
Глаза Светланы сначала широко раскрываются, а затем сужаются от ярости. — Ты собиралась забрать моего сына?
— Ты ненавидела его, — огрызается Никита. — Он был пешкой для тебя. Наследник, которым ты могла управлять. А мы… мы хотели, чтобы он знал, что значит быть любимым. Чтобы показать ему, что мир может быть прекрасным местом.
Ее голос — чистый огонь. Впервые с тех пор, как я ее встретила, она действительно кажется живой.
Никита смотрит на Богдана. Затем она поворачивается к Исааку. Выражение ее лица смягчается. — Простите, мои сыновья. Жаль, что я не сказала вам обоим раньше. Я просто… испугалась. Я была трусом.
— Чёрт, — говорит Богдан, проводя рукой по лицу.
— Это еще не все, — говорю я. — Никита, ты должна рассказать им все остальное.
— Есть больше? — Богдан задыхается.
Его шок и разочарование написаны на его лице. Но маска хладнокровия Исаака никогда не спадает. Даже сейчас, даже когда фундамент его мира рушится, он никогда не забывает о своих тренировках.
Никита делает глубокий вдох. — Исаак, ты убил одного из людей Максима в день смерти Виталия.