— Ешь, — говорит он, кивая на пакет, который только что протянул мне. — Ты слишком худая.
— Почему все продолжают мне это говорить? Я не голодная.
— Камила. — Он кажется таким родителем, когда говорит со мной таким тоном. Он кажется таким знакомым, что я даже приветствую этот звук. Маленький кусочек нормальности в моем хаотичном мире.
— Ладно, — уступаю я, доставая бургер.
Должна признать, пахнет вкусно. Первый укус — это рай. И не какое-нибудь небо, а знакомое. Это так тревожно утешительно, что я даже закрываю глаза и наслаждаюсь сладкими, пряными нотами между приступами солености.
— Я не думала, что в Америке мне будет не хватать McDonald’s, но, черт возьми, это хорошо.
Эрик смеется. — Я не помню, чтобы Лилиан была очень хорошим поваром.
— Я действительно не заметила.
— Потому что ты не ешь, — сурово возражает Эрик. Я откусываю еще кусочек, и он качает головой.
— Ты приносишь Биг-Маки всем своенравным душам, которыми управляешь?
— Только те, которые мне нравятся.
— Повезло мне.
Эрик роется в сумке и достает большой Big Culp. Он подталкивает его ко мне, и я делаю большой глоток, прежде чем мой желудок успокаивается.
Может быть, я все-таки была голодная. Я просто привыкла к грызущему ощущению внизу живота.
— Эндрю пришел сказать тебе, что тебя переведут на новое место через несколько дней?
— Да.
Эрик кивает. — Он поднял шум в агентстве.
— Что ты имеешь в виду?
— Он подал на меня жалобу.
Бросаю бургер. — Что?!
— Он думает, что я слишком эмоционально вложился в твое дело и что мне следует запретить любые контакты с тобой.
— Этот ублюдок…
— Он прав, Ками, — с протяжным вздохом говорит Эрик. — Я не твой агент. Меня не было много лет.
— Тогда так и должно быть, — возражаю я. — Я не хочу, чтобы Эндрю имел дело со мной.
— У меня нет права голоса в этом. И он тоже, если уж на то пошло.
— Что-то с ним не так.
Эрик улыбается. — Ты просто не любишь его.
— Верно, но это не значит, что я не права.
— Он новичок. Он научится.
— Научиться что? Чтобы меньше быть надутым мудаком все время?
— Ками… — Я смотрю на новые морщинки вокруг глаз Эрика и с удивлением понимаю, что они могут иметь какое-то отношение ко мне. Он искренне беспокоится о моей безопасности.
— Что такое? — мягко спрашиваю я.
— Руди звонил мне прошлой ночью.
Я хмурюсь. — Ладно?
— Он сказал мне, что тебе снятся кошмары.
— Какого черта он делает в моей комнате? Я запираю чертову дверь.
— Он слышит тебя сквозь стены, Ками, — спокойно говорит Эрик. — Они оба могут. Руди говорит, что ты кричишь во сне.
Я вздрагиваю. Ну, черт. — Это… неловко.
— Это касается.
Я пытаюсь отмахнуться. — Я в порядке, Эрик. Я держусь.
— Ты? Потому что, насколько я могу судить, ты в лучшем случае терпишь. Не совсем все процветает.
— Это довольно незначительное различие.
— Не совсем. Один подразумевает страдание; другой подразумевает силу.
— Ты принес Биг Мак, чтобы намазать меня маслом, прежде чем ударить меня в живот или что-то в этом роде? — спрашиваю я полушутя.
— Как я уже говорил, я беспокоюсь о тебе.
— Не нужно. Я в порядке.
— Это то, что ты продолжаешь говорить.
— Потому что я серьезно.
Он пожимает плечами. — Сомнительно, но ладно, я отпущу это. Тогда позволь мне задать тебе еще один вопрос: почему ты защищала его?
Я снова вздрагиваю. Мы ходим вокруг этой темы все три недели с тех пор, как я здесь. Но я могу сказать, что он больше не собирается откладывать.
— Эрик…
— И не корми меня ложью, Ками, — строго говорит он, тыча пальцем мне в лицо. — Я заслуживаю лучшего, чем это. Я случайно узнаю, что тебя похитил Исаак Воробьев. Так зачем же тогда делать заявление, что ты была с ним по своей воле?
Я не знаю, как дать ему то, что он хочет, не обнажая при этом свою душу. Черт, я даже не уверена, что у меня есть хороший ответ на вопрос.
— Я была… это… это сложно.
Он смотрит на меня, его глаза напряженно ищут. Мне хочется спрятать лицо за руками.
— Попробуй объяснить мне.
Я делаю глубокий вдох. Он был добрым и понимающим с тех пор, как я вернулась.
С уважением к моему пространству. Но он и сейчас не отступает. — Ну, это правда, что это началось… вынужденно.
— Он похитил тебя, — уточняет Эрик.
Я немного съеживаюсь, но не опровергаю. — Мне не нравится это слово, но ладно. Но ближе к концу я была там скорее по собственному выбору, чем по какой-либо другой причине.
— Господи Иисусе, — с тяжелым вздохом говорит Эрик.