– Согласен, это может быть прорывом, знаете что, мой друг – куратор арт-галереи и знает много людей искусства, в том числе и писателей и поэтов…
– Но не было ни разу, чтобы прозаик использовал поэтические приёмы!!!
– Вы оставьте ему свои контактные данные, а он почитает и решит, где печатать: в «Снобе», «Эсквайере» или в «Нью-Йоркере».
– Причем на русском. Пусть учат, если хотят настоящую литературу читать.
– Как президент РАН завещал…
– А что он там вещал?
– Что пускай все учат русский язык, если хотят получить доступ к тучному телу русской науки.
– Знаете, мне кажется, вы прикалываетесь тут.
– А мы не умеем прикалываться…
– Дело ваше, ведь даже не предлагаем оказать нам ответные услуги…
– Ты-то здесь причем, это я продюсер известный.
– Мне пора идти, спасибо за компанию.
– Не за что, да пускай Буковский составит тебе компанию этой ночью…
– Может, тоже пойдём?
– За ней?
– По домам.
– Да. Здесь уже не будет так весело…
– Я в сортир, а ты пока счет попроси, ок?
– Давай. Потом я схожу.
– Девочка – улёт.
– Такое не каждый день встретишь.
– Она, кстати, вернулась за своим блокнотиком, а я оставил ей почту, пускай пишет.
– Только не будь жестоким, у неё и так жизнь сложная. Мне даже жалко ее стало.
– Зря ты так… Про Буковского смешно придумал, я когда-то тоже так облажался… Я не могу, она читает по книге Буковски в год… Я как-то прочел его самую объёмную за два дня. Причём там был такой перевод – что-то вроде «горячая собака».
– Это типа хот-дог?
– Ну да. Я помню как-то читал Киньяра и мне не нравилось, я грешил на автора, ровно до того момента как увидел «голубая карта», типа: она расплатилась голубой картой.
– Это прям в книге?
– Прям переводчик переводил…
– Позор.
– Автор получил Гонкуровскую премию, а переводчик…
– Гонорейскую?
– Говнорейскую.
– Третирейхскую?
– Еврейскую…
– Кстати поэзия Буковски мне понравились, достаточно лирична, но проза… Я встал, нажрался, поебался, всплакнул, уснул.
– Пахнет Хемингуэйцом.
– Кстати, про яйцо. Может, «Папас бургер» запретили, потому что он доставлял женщинам физическое удовольствие? Вроде как БОЛЬШОЙ ПАПОЧКА, со своим БОЛЬШИМ…
– Перестань. Как тебе такое дерьмо в голову пришло.
– А мужики завидуют и разбивают витрины… Можно вообще пародию на «Роковые яйца» сделать.
– Да забей, лучше читай Маркса. Нет ничего более презрительного для псевдо-интеллектуалов, чем Маркс. Все больше на Фуко…
– Да уж, она книжку Буковски в год, а я книжку Маркса-Энгельса в неделю. Но всё равно год уйдет. Кстати, про Буковски, он очень ценил молодого Хэма, видимо, вот откуда ноги растут его стиля. Только он никогда не редактировал свои бредни.
– Пиши пьяным, редактируй трезвым. Только без «редактируй»…
– Слушай, я тут думал о том рассказе о «Сити-гриле», не хочешь быть мне соавтором? Я бы написал про бургер-осеменитель, а ты бы какой-нибудь супер-текст, куда бы мы поместили мой рассказ.
– Да угомонись ты уже, никому этого не надо будет.
– Что-то вроде владелец ресторана на допросе по делу о мошенничестве со страховкой придумал эту историю…
– Чувак, это неактуально… Текст в тексте – такое ретро.
– А если закольцевать, что следователь сам стал жертвой бургера – жена его бросила…
– А какая фокальность…
– Структуралист, изыди…
– Пиши, насколько можешь, короче… А лучше не пиши совсем, уже взрослый человек, а всякой ерундой занимаешься…
– Да пошёл ты.
– Ну, я пошёл тогда.
– Давай, до завтра, в девять у кортов, помнишь?
Спускаясь в метро, я думал о том, что лучше: комнатёнка в центре города, или квартира на окраине, и пришел к промежуточному выводу, что для каждого стиля жизни подходит свой вариант. Но Серёге, с его работой, понятное дело нужно жить в центре, хотя мне его просторная квартира среди промышленного раздолья Ломоносовской казалось более подходящим местом для углубленного творчества…
Потом я стал думать о материализме, определяет ли быт сознание. Как раз на основе «К критике…», и ведь нельзя ни полностью согласиться, ни полностью опровергнуть этот постулат. Даже для занятых творческим трудом. Будешь ли ты лучшим писателем, если будешь жить в лофте с видом на брюхо Бруклинского моста? С одной стороны – нет. Но с другой, однажды ты напишешь про брюхо Бруклинского так, как никто не писал. Потом я подумал, что наверняка современные лингвисты и филологи подняли бы меня на смех, указав на то, что ничего кроме Текста не существует, и, соответственно, никакого материального бытия нет. Возможно, – подумал я, – но об этом легко рассуждать, выпивая коньяк на кафедре, но если, например, убрать обозначения букв на клавиатуре печатных машинок, то их бытие соазу исказттся как у пчизически гездорового.