– Ох уж эти невесты, помнишь Антохину, которая с двадцатью болгарами поехала кататься по Америке…
– Мне кажется, я потом это на порносайтах видел…
– Я тебе ещё кое-что про неё не рассказывал…
– Ой, не надо, я только начал восстанавливаться, вчера у меня был первый курс реабилитации…
– Хотя бы скажешь, как её зовут, или тоже боишься сглазить?
– Елена…
– Прекрасная, извини.
– За что? Она и вправду прекрасная и не только, хотя не скрою, сначала был привлечён её красотой, но потом, когда мы начали переписываться, я уж не говорю о встрече вживую… Чего это тебя так скособочило? Ну говори… Или молчи вечно…
– Как говорил мой научный руководитель, учёному или писателю семья – это только обуза… Ограничение его потенциала, понимаешь… Я не имею ничего против каких-то отношений, но в сугубо вдохновительных целях…
– Да я помню твои тирады, про полюса…
– Уровни…
– И что на каждом нужно трахаться… Но ведь это не означает, что вообще стоит отказываться от… Блин, сейчас буду звучать как какой-то педик, но от любви, в конце концов… Ну ты понял, короче…
– Ох, не знаю, помнишь нашего оторванного друга, как он тогда попал…
– Не, ну ты в крайности даёшься…
– Я вот сейчас думаю: мы поносим его, а вдруг у него драма, и он там у себя застрял в любовном треугольнике… Он же живёт с коллегой и его девушкой, и кто там их разберёт, вдруг там вообще свалка и шведская семья… Об этом можно написать, может, даже пьесу…
– Если честно, то ты уж за слишком многое берёшься, тут и аспирантура, тут и пьеса, тут и литературная мастерская, и статьи эти…
– Плюс ещё алкоголь продаю…
– Выбрал бы что-то одно, а то распыляешься…
– А ты что выбрал?
Время говорить и время любить
Из Женевы я приехал утренним поездом. Хоть я и поел в отеле, но континентальные завтраки лучше назвать другим словом, а не порочить сытную суть этого священнодействия. Решил дозавтракать тут же – на вокзале, заодно просмотрю материалы, а то в номере темновато, да и приятнее среди людей. Вообще, рестораны при вокзалах здесь были очень даже ничего. У нас в Мичигане до этого далеко, только если в Детройте, а так… Учитывая, что Швейцария в войне не участвовала, дела здесь обстояли намного лучше, даже больше – из изнуренной войной Европы ты попадал в условный рай. «Интересно, каково здесь было во время войны, наверняка много дезертиров…» – с такой мыслью я зашёл в ресторан. На удивление было людно, и помещение было не таким уютным, как я предполагал. Метрдотель спросил, куда я бы хотел сесть, и я честно сказал, что хочу позавтракать и поработать здесь, он кивнул и предложил мне столик слева от входа в углу. «Хоть дверь и рядом, но зато…» – ему не надо было меня уговаривать: я люблю сидеть в углу, особенно рядом с витриной: смогу наблюдать и за публикой в ресторане и за прохожими, может, увижу что-нибудь интересное. Подошёл официант, и я сразу заказал завтрак с омлетом. Хотел было достать и перечитать записи, но передумал. И так в поезде этим занимался, порой нужно уметь не работать. Я подозвал официанта и попросил малинового шнапса, он ответил, что О-ДЕ-ВИ у них только смородиновая, персиковая и грушевая. Я заказал рюмку смородиновой. Это было не очень учтиво с его стороны, и на чаевые ему не придётся надеяться. Когда он принёс, я подумал, что хуже: что он принял меня за немца, или за американца. Первые как хищники, вторые как стервятники… Я отогнал эти обидные мысли, которые в сущности были навязаны извне. Кому последнему европейцы должны предъявлять счёт, так это мне. Я-то свою цену заплатил! – Сказал я сам себе возбуждённо, но тут же успокоил. – Выпей, не думай. Посмотри на улицу – там жизнь, со всеми её подлостями и прелестями, мигами счастья и мглою несчастий. Я заказал ещё рюмку, её принесли вместе с едой, и я немного расстроился, потому что хотел написать маленькое стихотворение, но вдохновение рассеялось. Однако сытный завтрак, горячий кофе с молоком и сахаром улучшили настроение. Порой человеку немного надо для счастья. Даже непропорционально высокое и пустое помещение ресторана, как будто съёжилось до маленькой гостиной.
Официант унёс тарелки, я заказал ещё кофе, и уже собирался было достать записи, как раздалась американская речь: «Папа, смотри, снег пошёл!» Ребёнок у витрины, которого я не замечал, кричал в глубину зала. Мужчина, видимо, его отец, подошёл, поднял его на руки и пошёл обратно к столику, говоря, чтобы он не убегал от него. Мне показалось, что где-то я его видел, и подсознание подсказывало, что это может быть важно. Я начал вспоминать, перебирая возможные варианты. Я уже было оставил эту затею, так как вспомнил, по-моему, всех существенных американцев в Европе, как меня осенило, что видел я этого человека в США, когда вернулся с войны и был на какой-то важной встрече. И он был там. Я вспомнил, что его фамилия Рассел, и он много работал на Космополитен, а сейчас работает в сфере политики, и наверное, здесь по такому же заданию, как и я. Не будет вреда, если я с ним познакомлюсь. Может, удастся наладить связи… Может, даже протиснуться в журнал… Я набрался мужества и подошёл к его столику через весь зал, в другом углу. По пути я переживал, что нужно найти правильные слова, чтобы максимально приблизиться к своей цели.