========== -1- ==========
Аншлаг на сегодняшнее представление объявили ещё неделю назад, но господин Сенс, директор театра, только сейчас, глядя на столпотворение у входа, поверил в это. Из окна своего кабинета он прекрасно видел, как на площадку перед театром въезжают дорогие экипажи и паромобили, высаживают вычурно одетых господ и спешно отъезжают, чтоб освободить место другим. Господа же толпились у входа, не спеша проходить в фойе театра.
Сезон уже начался, в столицу из загородных поместий съехался весь свет. Непривычно теплая для осени погода ещё позволяла покрасоваться перед прохожими, газетчиками и другими театралами. Сенс не возражал — аристократы, богачи и прочие именитые личности делали рекламу как театру, так и представлению.
Директор театра вытянул за золотую цепочку из кармашка жилета круглые часы и посмотрел на стрелки. «Отлично, времени ещё достаточно!»
Стук в дверь раздался слишком резко, хоть Сенс и ожидал визит. После разрешения войти в кабинет степенно прошёл высокий худой мужчина, полная противоположность хозяину — невысокому толстяку.
— Господин Крутье, взгляните! Сегодня определённо будет полный зал! — Сенс жестом пригласил гостя к окну, с гордостью показывая людей на площади, словно он лично пригласил каждого из толпы.
— Это, несомненно, радует, — медленно наклонил голову визитёр, поправляя рукав пиджака.
— Если представление ошеломит всех в приятном смысле слова, а критики будут благосклонны, мы сможем его неоднократно повторить.
— Вероятно. Хоть Ваш театр и известен экспериментальностью постановок, сегодняшнее представление публика может…
— Оставьте сомнения. Мы ничего не потеряем, я уверен. В худшем случае, а, может, и наоборот, почтенные господа оставят своих дам дома и явятся чисто мужской компанией, а они явятся, я уверен! Невозможно не захотеть повторения здесь увиденного.
— Господин Сенс, дама, чьи интересы я представляю, как импресарио, категорически против подобных инсинуаций! — тон импресарио стал жёстким, а его короткие усы встопорщились. — То, что она показывает людям — искусство, а не пошлость в виде бурлеска или танцулек. Иначе мы решили бы выступать в водевиле или кабаре, а не театре!
— Господин Крутье, я нисколько не имел намерения обидеть Вас или Вашу подопечную, но Вы же прекрасно понимаете, какую реакцию вызовет подобное представление у мужчин, а какую у женщин!
— Зачем же тогда вы согласились предоставить нам театр?
— Деньги и слава, господин Крутье. Деньги и слава.
Импресарио не смог не согласиться и сдержанно кивнул, а потом завел разговор о теме визита:
— Я шел сообщить, что к представлению всё готово. Накладок больше не было и, надеюсь, не будет.
— Вуаль заменили? Я слышал, костюмерша сожгла…
— О, да. Всё улажено, хоть это и стоило моей госпоже треволнений.
— Что ж, в таком случае, стоит спуститься к гостям. Вы присоединитесь ко мне в ложе или предпочтете оставаться за кулисами?
— Второе, если позволите. Мне так будет спокойнее.
— Ваше право.
Директор и импресарио чинно спустились в фойе, где уже толпились будущие зрители. И дамы, и их кавалеры тщательно скрывали волнение и возбуждение, но некоторые, особо чопорного вида, усиленно изображали безразличие. Сенсу даже хотелось рассмеяться: все знали стоимость билетов, никто не стал бы покупать себе место в зрительном ряду от нечего делать. Тем более на такое представление.
Он знал, на какой риск шёл, когда согласился организовать в своем театре выступление экзотической танцовщицы, когда потратил внушительные суммы на плакаты и статьи в газетах, но, видя этот ажиотаж, предприимчивый директор хитро улыбался в свои пышные усы. Знал, что даже если дамы возмутятся, их мужья и сыновья захотят увидеть это снова, а значит, можно будет дать представление ещё раз и ещё…
— Господин Сенс!
К лестнице с улыбкой продвигался невысокий пожилой джентльмен, сверкая белизной бакенбардов и лысиной. Под руку он буквально тащил за собой строгую на вид даму, подметающую шлейфом серого парчового платья мраморный пол фойе.
— Полковник Лартис, доброго вечера! — учтиво поприветствовал директор театра. — Весьма рад видеть Вас на сегодняшнем представлении.
— А уж как я рад. Вы же знаете, как я люблю представления Вашего театра. Нудные оперы и поучительные трагедии так надоели. Хотя супруга со мной не согласится, но и одного отпускать не желает, мало ли чего я без неё увижу, — громко рассмеялся полковник, а его супруга ещё сильнее сжала губы и, раскрыв веер с цветными перьями, принялась обмахиваться им, хотя в помещении ещё не было душно.
— Позвольте представить Вам господина Крутье, импресарио нашей сегодняшней звезды, — вежливо указал на спутника Сенс.
Господин Крутье чинно наклонил голову и высказал положенные приветственные фразы.
— О, весьма рад знакомству, — широко улыбнулся полковник и поглядел на спутницу, — моя супруга, госпожа Лартис. Кларисса не хотела идти, но любопытство в крови у каждой женщины.
Кларисса Лартис явно не была рада последней реплике мужа, но сложила веер и протянула руку в серой шелковой митенке импресарио, изобразив улыбку. Супруг её, наоборот, был предельно открыт и даже весел.
— Ну, господин Крутье, давайте на чистоту, что нас сегодня ждет? На плакатах один столб в красном, ничего не понятно. Что за экзотику Вы нам привезли?
— О, потерпите совсем немного, моя госпожа, несравненная Бариа, не оставит Вас равнодушным, я уверяю. Она привезла на эти туманные острова пряную сладость Востока, его загадку, которую Вам, конечно же, захочется разгадать.
Любезности продолжались до первого звонка, после чего театралы начали расходиться по местам. Директор Сенс же направился в свою ложу, где его ожидали спонсоры и меценаты, в волнении предвкушающие начало представления. Сенс, естественно, уже видел фрагмент репетиции, но без костюмов и декораций. Господин Крутье заявил, что всё подготовит самостоятельно вместе с труппой, поэтому директор тоже не знал всех секретов сегодняшнего представления. Но больше всего его волновала реакция зала. Если всё пройдет удачно… Это будет его личная золотая жила!
Зрители меж тем рассаживались по местам. В ожидании они переговаривались, теребили пестрые программки, осматривали зал, удивлялись поднятому занавесу и полному отсутствию декораций, но вот раздался третий звонок, и зал затих.
Свет полностью погас.
Но не успели зрители выдохнуть, как одетые в черное работники сцены один за другим зажгли расставленные полукругом светильники, и мягкий огонь озарил неподвижную, закутанную в красные покрывала с ног до головы фигуру. Откуда-то из-за канделябров раздалась музыка — протяжная и странная. Дудка, скрипка?
Со стороны сцены послышался пряный аромат. Это благовония или цветы?
Неподвижная фигура, окутанная янтарным светом, оттеняющим соблазнительные изгибы женского тела, плавно покачнулась. Вправо, влево, выгнулась назад… В прорези легкой полупрозрачной ткани появилась белоснежная изящная рука, змеёй поднялась к голове, описала круг и снова скрылась. Барабан начал отбивать ритм, медленный, но словно бы погружающий в транс.
Фигура на сцене уже не стояла, покачивая бедрами, она кружилась по сцене, руки извивались вокруг тонкого стана, красная вуаль взмывала в воздух, но не открывала тела и лица, даже волос. Игра света и тени, колыхание красного покрывала и диковинная музыка завораживали. Казалось, что глаза в прорези вуали заглядывают в душу каждому зрителю, манящие движения предназначены всем и никому. Фигура на сцене изгибалась волной, кружилась, поводила руками и ускоряла ритм.
Всё это время очарованные зрители следили за ней. Тонкая ткань лишь подчеркивала красоту фигуры, отсветы оттеняли силуэт, ритм проникал в душу… А потом со сцены донеслось протяжное пение на незнакомом языке. Танцовщица изящно вскинула ладони с зажатыми в них тарелочками кверху, раздался ритмичный перезвон и танец ускорился. Теперь она кружилась по сцене, изгибалась и покачивала бедрами с невероятной чувственностью.