Он отвел взгляд от улицы и, стоя над столом, осмотрел картину с домишкой. Потом тряхнул головой. Протянув руки, он почувствовал прилив энергии и неожиданную ясность в голове, как будто ему поменяли режим дня. Он вернулся к столу: в небе не хватало самого важного куска.
Пока они отдыхали, сидя на краю тротуара, Деметрио распотрошил один пакет. Он был приоткрыт, из него чем-то пахло, то ли горьким, то ли гнилым. Деметрио без отвращения запустил в него два пальца и покопался внутри. В пакете виднелось несколько зеленых бутылок и куски порубленного или изжеванного собакой мяса; все было забрызгано чем-то молочным. Деметрио с досадой отбросил пакет. Это была еще одна привычка, которую Негр не мог понять, но молча терпел. Иногда Деметрио проявлял к отбросам определенное безразличие, почти игнорировал их, а иногда он приходил какой-то не такой, подозрительно спокойный, и тогда дотошно копался в пакетах. Вдруг Деметрио замер, сунул руку поглубже и сосредоточился на чем-то внутри. Негр молчал, он знал, что Деметрио это сделает, и был готов. Вытаскивая что-то из пакета, Деметрио покосился на Негра и вытянул правую руку. Негр напряг шею и увидел на перчатке Деметрио рыжеволосую головку, безрукий торс и левую ногу — уже потерявшие цвет, эти фрагменты вызывали в душе какое-то старомодное умиление. Остальных фрагментов не было, по крайней мере, в этом пакете, и вряд ли имело смысл искать их в других пакетах. Деметрио прошептал: понимаешь, Негр, ты понимаешь. Негр посмотрел на голову, ножку, крошечный торс, потом посмотрел Деметрио в глаза, полагая, что такая форма согласия будет самой правильной. Деметрио подобрал пару апельсиновых корок, завернул в них фрагменты куклы и бережно положил обратно в пакет. Они позавтракали (Деметрио так и молчал), и утро пошло своим чередом.
Смесь голода и сонливости создавала странный мягкий привкус во рту, который чувствуешь, когда сглатываешь слюну. Деметрио возвращался домой. Сам того не заметив, он вышел на две остановки раньше. Когда он добрался до железнодорожной станции и увидел слева кладбище Чакарита, застывшее и несокрушимое, ему показалось, что пройдено недостаточно, что эта картина возникла слишком скоро, и надо было выйти из автобуса намного раньше, а то и вообще проделать весь путь пешком. Он понаблюдал, как люди выплескиваются из метро «Федерико Лакросе»: исторгнутые на улицу станционной глоткой, они продолжали путь под открытым небом. На секунду Деметрио ощутил потребность спуститься по лестницам, углубиться под землю, обойти весь квартал под улицами, но он пошел дальше и завернул за угол, не доходя до станции. Ноги и веки одинаково отяжелели. Взглянув на часы, он порадовался, что еще рано.
Днем он просыпался дважды. Один раз сходил в туалет, второй раз просто открыл глаза. Смотреть в окно не хотелось. Он сел к столу в гостиной и внимательно осмотрел детали пазла. Оставшиеся фрагменты озера казались простыми, Деметрио за них не волновался. Его беспокоила только дыра в небе. Он разложил пригоршню деталей и стал перебирать их указательным пальцем, одну за другой, высматривая наиболее подходящую. Цветы были еще не закончены, но Деметрио осмотрел их, понюхал, прикоснулся к лепесткам. Ему хотелось погоняться за кошками, но, убедившись в их прыткости, он скоро сдался. Воздух наполнял его дыхание ароматом и делал его почти осязаемым. Он закрыл глаза, услышал зовущий голос и засомневался: пойти на зов или скрыться. Вдруг он бросился бежать, упал в поле, ведущем к деревне, перепачкал колени и руки; он чувствовал близость безмятежного озера и слышал, как далекий голос устало повторяет имя, которое он так не любил.
В то утро, дождливое, с порывистым ветром, уборка превратилась во что-то странное. Бег минут, мытый гудрон проспекта Независимости, покорность мусорного пластика, готового, казалось, помочь себя поднять и уложить, вместо того чтобы оттягивать руки, — все вокруг разворачивалось и дышало по-другому. Что касается грузовика, он и в самом деле был другой: старый механики в гараже разобрали, и похоже, на несколько дней. Автомобильные покрышки вспахивали сырую грязь на узенькой Дефенсе — улице бестолковой и неудобной. Уборка мусора в последнюю смену имеет одно преимущество, думал Деметрио: наблюдаешь зарождение дня, начало всего, что создает каркас так называемого рабочего дня, тех часов, которые Деметрио мог лишь подсмотреть, пока возвращался на автобусе от горы-прародительницы отбросов в центр города или ждал девяносто третьего, чтобы доехать до Чакариты, проглотить свой обед и броситься спать, как одержимый.