Выбрать главу

Надеюсь, что эта книга в конечном счете будет способствовать пониманию истории свободы в европейском мире.

Особенности русского опыта, конечно, отличались от опыта других европейских стран. Но исследования, подобные этому, должны позволить сформулировать обобщения истории свободы с точки зрения устремлений, социальной закономерности, экономических и политических мотивов, выходящие за национальные границы и свободные от методических недостатков.

Как я только что указал, русская история рассматривается здесь как часть европейской, а не восточной истории. Между русскими институтами и институтами других стран Европы существовало множество различий, но, как однажды задал вопрос Марк Блок: «В какой науке присутствие вариаций или разновидностей когда-либо мешало признанию рода?» Структура русского сельского общества имеет те же самые фундаментальные черты, что и аграрные общества других европейских стран. Сравнительное исследование показывает сходство между русскими и другими странами в отношении таких понятий, как характер юридической и фискальной власти, которую господа имели над своими крестьянами, формы сельского поселения, применяемые сельскохозяйственные приемы и т. д. Наличие этих единообразий убеждает меня в том, что российские аграрные институты следует изучать в европейской системе координат и описывать их европейскими терминами, такими как «крепостной» и «сеньор» в значении синонимов зависимого крестьянина и его господина. Это, разумеется, не отрицает того, что в России ощущались неевропейские влияния, но их воздействие заключалось лишь в том, чтобы видоизменить то, что в основе своей являлось европейскими институтами.

Многие из этих институтов не нуждаются в подробном объяснении. Такие термины, как трехпольная система, общинная обработка земли, рабское владение, хутор и деревня, сеньоральная юрисдикция и т. д., либо говорят сами за себя, либо могут быть легко определены. Слово «крепостной» или его эквиваленты применялись – иногда в то же время и в том же месте – к большому ряду европейских крестьян, то есть людей, чье положение едва ли можно было отличить от положения невольников, до людей, которые были почти свободными. Наличие или отсутствие определенных обязанностей или штрафов, которыми надлежало платить сеньору, иногда являлось своего рода лакмусовой бумажкой того, являлись ли крестьяне крепостными или нет, но эти принудительные обязанности нередко требовались от людей, которые, как известно, оставались юридически свободны. Часто под крепостным понимают человека, прикрепленного к земле, но это тоже неадекватное и во многих случаях и во многих местах даже ошибочное понятие. Самая глубочайшая и полная форма крепостничества проявлялась именно тогда, когда землевладелец имел возможность (как это часто бывало) перемещать своих крестьян по своему желанию, переводя их из одного владения в другое, превращая их в безземельных полевых работников или в домашнюю прислугу и даже продавая, даря или проигрывая их без земли. Вместе с тем в истории крепостного права существовали периоды, когда прикрепленный к земле человек имел право покинуть свой участок, предварительно уведомив своего господина, после чего он становился свободным человеком.