Две другие дошедшие до нас грамоты XV в. налагали запрет на выход крестьян в любое время. Эти грамоты были выданы Свято-Троицкому монастырю московским князем Василием II между 1455 и 1462 гг. Одна из этих грамот предоставляла монахам право вернуть крестьян, ушедших с монастырских земель в район Углича – в имения, принадлежавшие самому Василию II или его боярам, а также давала распоряжение, чтобы никто из крестьян, проживавших в углицких владениях монастыря на момент выхода грамоты, не мог уйти. Другой запрет касался выхода старожильцев, проживавших на собственности Свято-Троицкого монастыря в Бежецкой пятине. Эти два документа были уникальными для своего времени из-за полного запрета крестьянского выхода. По предположению одного историка, это могло объясняться определенными политическими амбициями Василия II. Тогда он только что установил свою власть над Бежецком и Угличем после длительной междоусобной войны. Чтобы укрепить власть над этими областями, он стремился заручиться поддержкой богатого и влиятельного Троицкого монастыря[12], которому он предоставил полный контроль над переходом своих крестьян-арендаторов в этих местах.
Заключительный этап в установлении фиксированного периода как единственно законного времени, когда все крестьяне в любом месте могли отказаться от своих наделов, пришелся на конец века. Но затем Московское княжество установило свое главенство над всеми прочими князьями и над городами-государствами и могло издавать законы для всего государства. В Судебнике Ивана III, вышедшем в 1497 г., подтверждается право свободного крестьянина предупредить о своем уходе и покинуть арендодателя при условии выполнения всех взятых перед ним обязательств. Но по закону крестьянин мог выйти только за неделю до и после Юрьева дня осенью. Кроме того, чтобы получить дозволение на выход, он должен был заплатить помещику «пожилое» (плату за выход) в качестве компенсации за свой уход и оставление дворовых построек пустыми. Размер пожилого зависел от продолжительности пребывания на дворе, а также его нахождения – «в лесах» или «в полях». «В лесу» не обязательно означало на самом деле в лесу, но, как и «лес» и «бокаж» в средневековой Англии и Франции, эти термины означали, что лес находился где-то поблизости. «В полях», как champion в Англии и champaign во Франции, означало открытую или относительно безлесную местность.
«Дворы пожилые платят в полех за двор рубль, а в лесех полтина». Далее мы находим уточнение, касающееся крестьян, недолго проживших в волости: «А которой христианин поживет за ним год, да пойдет прочь, и он платит четверть двора, а два года поживет, да пойдет прочь, и он полдвора платит, а три годы поживет, а пойдет прочь, а он платит три четверти двора, а четыре годы поживет и он весь двор платит»[13].
Плата пожилого, вероятно, служила серьезным препятствием для выхода крестьян. По тем временам она представляла собой значительную сумму денег. Ценовые данные из Новгорода на начало XVI в. показывают, что на рубль можно было получить 50 четвертей овса, 33 четверти ячменя, 25 четвертей ржи и 20 четвертей пшеницы. Данные об урожайности в конце XVI в. свидетельствуют о том, что среднее крестьянское хозяйство в Новгородской области давало всего от 10 до 15 четвертей ржи и от 14 до 21 четверти овса, и еще больше подчеркивают непомерный размер платы пожилого.
Многочисленные упоминания, как прямые, так и косвенные, в скудных источниках эпохи монголо-татарского ига о переходе крестьян из княжества в княжество и из имения в имение породили широко распространенную теорию о том, что народы северо-востока вели едва ли не кочевой образ жизни в эту эпоху. Подобная интерпретация обычно связывается с Ключевским, хотя и другие историки до него высказывали ту же самую точку зрения. Ключевский описывал великорусского крестьянина XIII–XV вв. как человека, который жил на одном месте не более нескольких лет, а затем уходил, когда земля на его делянке истощалась. Он полагал, что такая постоянная миграция являлась «главным фундаментальным фактором», с которым «все другие факторы были более или менее связаны между собой» не только в истории этой эпохи, но и всей русской истории. Имеющиеся данные, однако, указывают на то, что его выводы преувеличивают мобильность населения. Некоторые историки обратили внимание на многочисленные упоминания в источниках о старожильцах, которые приобрели этот статус благодаря длительному проживанию в одном и том же месте. Этих крестьян иногда идентифицировали как лиц, проживших десятки лет в одном хозяйстве и чьи отцы жили в нем до них. Также отмечались физические трудности, которые были бы связаны с частым восстановлением приусадебных участков людьми, основными занятиями которых служила обработка почвы.
12
С Троицким монастырем связано одно из самых драматичных событий междоусобных войн в Московской Руси. В 1442 г. в монастыре у гроба Сергия состоялось примирение Василия II с двоюродным братом Дмитрием Шемякой, которым закончились долгие годы междоусобицы. Однако спустя два года Дмитрий нарушил данную клятву; люди Шемяки схватили Василия, молившегося у гроба Сергия, и отправили под конвоем в Москву, где спустя два дня Василий был ослеплен и сослан в Углич. Духовенство Троицкого монастыря осудило действия Дмитрия Шемяки (первой в церковном осуждении Шемяки стоит подпись троицкого игумена Мартиниана), а освобожденный из заточения Василий II в 1450–1462 гг. дал монастырю ряд жалованных грамот.