Мужикам только знай, товары береги. А брал он таких в дорогу, что не один разбойник битым был. Те бандиты, что в лесах промышляли, в стороне от петуховских обозов норовили держаться. Оттого как наслышаны были о жестокости, с какой мужики петуховские с разбойничьей братией расправлялись.
По молодости своей и некоторой опаске торговал Иван Ильич пока только в губернии, но цель, была намного глубже продвинуться. Оттого и заглядывал в другие места. Дума его всё дальше думалась. К тому и двигался. Лени не знал, всё на развитие дела положить готов.
А когда среди путешествий этих купеческих домой вдруг получится вернуться, устраивал себе заслуженный отдых, но недолгий. Всё казалось, если засидится, обязательно кто-то без него его товарами обогащаться начнёт. Оттого старался много не отдыхать. Чуть побудет, и снова в дорогу.
Возвращается как-то из дальней поездки. Резво лошадки бегут, лёгкую коляску везут. А деревня уж – вон она, на холме видна. Ещё версты три, и постель мягкая, и стол полный. Присматривается Иван Ильич, радуется возвращению.
Но тут лошади что-то ход замедлили. Кучер чертыхнулся.
– Что там? – Иван Ильич из коляски выглянул.
– Лошадь расковалась, подкова отлетела, теперь на заднюю припадает. Сейчас мимо кузни поедем, нужно бы завернуть, Иван Ильич. Не то две версты ещё, а потом сюда же и возвертаться придётся. А кузня вон, за поворотом.
– Делай, – отозвался барин.
Чуть погодя свернула коляска в сторону. Там, в отдалении двух вёрст от петуховской деревни, стояла кузня. Рядом хозяйство. Коровы, свиньи, куры. Это для того чтобы запахи отсюда, до барского дома, не долетали, да звуки с кузни барыню не тревожили.
Подъехали. Из постройки деревянной человек вышел. Это Данила – кузнец местный. Не поймёшь, то ли молод, то ли стар. Борода черная с проседью чуть не всё лицо закрывает. Глаза с прищуром, с хитринкой. Фигура его некрупная, поджарая. Рукава до локтя закатаны, на загорелых руках жилы синюшные. Чувствуется в нём сила непомерная.
– Ну? – говорит. – Не больно-то много отбегала. А я еще когда говорил?
Гришка кучер с подножки спрыгнул. Плечами пожимает.
– Приветствуем, барин, – Данила поклон отвесил.
Иван Ильич дверцу открыл и тоже на воздух вышел, потянулся всем телом.
– И тебе приветствие шлём. Как тут? Справляетесь без меня?
– Справляемся помаленьку, – Данила вроде как улыбнулся, но за бородой это не слишком увиделось.
– Пройдусь маленько, пока вы тут работаете. А то ноги затекли, нужно бы расходить. Заодно и хозяйство проверю.
– Воля ваша, – кузнец ответил. – Тут работы немного, коли торопитесь?
– Куда мне уже торопиться? Дом, вон он, на пригорке, а в хозяйстве, когда ещё побываю, всё некогда, – Иван Ильич повернулся и пошел в сторону густо настроенных, один к одному, широких сараев.
Хозяйство у Ивана Ильича, довольно обширное. Тут и коров с телятами небольшое стадо, пара племенных бычков. Свиней три дюжины, несколько свиноматок да два хряка. Гуси, утки, куры – устанешь пересчитывать. Кролей опять же по клетям много выводков, да ещё плодятся. В общем, мяса полно, какого хочешь. К тому ж молочных продуктов не перечесть. А ну столько живности в тесноте содержать не слишком-то удобно. Вот и занимало то хозяйство обширную территорию.
Идёт Иван Ильич, осматривает. У кролей остановился, понаблюдал. Полная крестьянка из сарая вышла, поклонилась до земли.
– Доброго здоровья вам, барин.
– И тебе того же. Как тут, хозяйство моё, стоит?
– Стоит, барин, куда ж ему деваться.
– Это хорошо, что стоит, – кивнул довольно и дальше пошел.
В коровнике пусто. Видно, стадо в луга увели. Благо трава сейчас наливается. Сочная. Да и клевер полным цветом взялся. Самое то для скотины.
У свинарника Иван Ильич остановился. Смотрит, девочка навоз подгребает. Поросенок у неё меж ногами суетится, она его тихо так отталкивает и смеётся. Весело, заливисто. Гребёт навоз и смеётся. Босые ноги в коричневой жиже. Сарафан чуть не колом стоит от засохшей глины. Грязные волосы в хлипкой косе. Повернулась, щёки и лоб чумазые, лица не разберёшь. Смотрит Иван Ильич, всё равно узнал. Ведь это та девка, что кочергой его огрела.
Смотрит и дивится. Добрая она, видно, весёлая. А зачем кочергой его ударила, непонятно. Что такого он сделал ей, чтобы так наказать хотела. Ведь вон, не злая она совсем. Почти ребёнок ещё. Но тогда, в столовой, как злобно смотрела, чуть не в горло вцепиться старалась. Отчего это?