«Весна» находилась на оживленной улице, почти в самом центре города. Сегодня с утра до самого вечера стояла жара, работать было трудно, и дед Василий, сдав «вахту», решил отдохнуть на Приморском бульваре.
Над городом плыли прозрачные облака, и молодой месяц в них весело кувыркался. На бульваре дед Василий увидел Глеба. Мальчик сидел на садовой скамье и влюбленно глядел на барк, стоящий на внешнем рейде. Зарифленные паруса барка были неподвижны и белы, словно вырезанные из кости.
— Глеб, что ты здесь делаешь?
— Я?.. Ах, это вы! Я на ваш «Жемчужный» смотрю. Я знаю, вы только что оттуда… Я видел, как от борта отвалила шлюпка…
Улыбнувшись, дед Василий перевел разговор на другую тему.
— Скумбрия пошла… Все сейнеры вышли в море на лов. Завтра жаркий денек будет на море, — сказал он Глебу.
Но старик ошибся.
Море на другой день штормило. Он сидел дома и учил Глеба делать резцом рисунки на металле.
К мальчику старик все больше привязывался. Он словно видел в нем свою юность. Вот таким же мальчишкой он бродил в гавани. Так же тревожно и дерзко глядел в морскую даль.
А Глеб не забыл о барке. Он даже требовательно напомнил:
— Вы должны взять меня с собой, дед Василий!
— Ремонт… По морскому закону на судне посторонним быть не разрешается, — отвечал дед Василий, не зная, как выпутаться из этой истории. — Не спеши, — успокаивал он Глеба, — Вот сменят такелаж… Поставят новые паруса…
III
Порой здоровье подводило старика. Ноги, охваченные зудящей глухой болью, становились чужими. Но к врачам он не ходил. Ему было как-то стыдно в свои шестьдесят лет ходить лечиться. К тому же никакие профессора не в силах остановить время. Да, ноги… Вот сегодня, споткнувшись, он выронил поднос с тарелками, и директор ресторана, проходивший мимо, сказал:
— Пора на пенсию… Со старостью не шути, дед Василий!
Но старик лишь выпил стакан пива, махнул рукой и продолжал обслуживать посетителей.
В это самое время Глеб, окруженный ребятами, стоял посреди двора.
— Все выдумал про своего старика! — кричала Динка, толстая розовощекая девочка. — Твой старик — официант в «Весне». Мы там обедали с мамой!
Лучшие друзья Глеба, братья Соколовы, Генка и Васька, как по команде сунули пальцы в рот и насмешливо засвистели.
Глеб стоял ошеломленный.
— Неправда… Идемте на «Жемчужный»… Я докажу… Доберемся на шлюпке…
— Давай, — согласились братья.
Но барк «Жемчужный» исчез, ушел в жаркие океанские дали, и только чайки, которые кружились над гаванью, напоминали белизну его парусов…
Синие глаза Глеба потемнели.
Неужели старик и вправду официант ресторана? Чтобы в этом удостовериться, Глеб бегом бросился к «Весне». Ему хотелось, чтобы все оказалось ложью. Может быть, толстуха Динка ошиблась? Ведь бывают люди, похожие друг на друга, как близнецы… Но все оказалось правдой. Он увидел своего старика в ресторане. Тот, привычно обходя столы, нес бутылку шампанского в ведерке. Глеб вспомнил презрительный свист братьев Соколовых, и сердце мальчика сжалось от ненависти.
— Как вы смели меня обмануть?.. Вы не моряк… Вы… — произнес мальчик бледнея.
Дед Василий поставил шампанское на стол перед молодыми людьми, а затем, обернувшись к Глебу, сказал:
— Поговорим на улице… А здесь хулиганить не полагается.
Он почти силой вывел Глеба из ресторана.
— Нет, нет, не имели вы права обманывать! — закричал Глеб на улице.
— Извини, — смущенно проговорил дед Василий. — Ладно… Ну, не моряк… Официант я…
— Я никогда в жизни не стал бы дружить с официантом. Они все мошенники, берут чаевые… И на вас жалко смотреть: бежите, а ноги расползаются, как на мокром стекле…
Дед Василий досадливо усмехнулся:
— Насчет ног не твоя обо мне забота… А за то, что обманул, извини. Без зла я… Хотел тебе угодить. Я сам, когда был мальчишкой, любил дружить с моряками. А чаевые берет не всякий…
— Все равно обманщик! — продолжал Глеб со злостью. — Все люди как люди. Строят дома… Делают разные вещи…
Старик долго молчал. Может быть, и прав мальчишка. Он, дед Василий, ничего не оставит после себя. Ни дома. Ни дерева. Ни башмаков на резвых ногах ребенка. Ни рубахи на плечах юноши. Ни колоса в поле…
— Хватит болтать, лучше нам разойтись, — наконец тихо произнес дед Василий. Он вынул из кармана часы. Вид у него был такой, словно он хотел преподнести их Глебу, но, по-видимому, передумал и положил назад в карман.
— Больше ко мне не приходи, — сказал он.
— И не приду. Подумаешь, какое счастье потерял!