Но что делать с девочкой? Ведь крикунье нужен особый уход, заботливые руки, а здесь, на «Солей», все пропитано смрадом промыслового груза, в жилых помещениях душно, как в погребе, и пища — одни консервы. Судно на целых два лишних месяца задержалось в полярных водах, неизвестно, когда оно теперь вернется домой, и «Солей», ради спасения человеческой жизни, пришлось отклониться от курса и направиться в ближайший порт Арктики. Это был полярный поселок Северное Сияние. Там моряки-французы обратились к нашим полярникам с просьбой помочь девочке.
Ждать долго не пришлось. На «Солей» поднялись супруги Сайкины, охотники с зимовки Бакланье.
— Ну-ка, покажите вашу мадемуазель, — сказала женщина в кожаной куртке. На добром рябом лице полярницы светилась улыбка.
Лицо мужчины было сурово. Но, когда он увидел крохотное красное тельце, завернутое в простыню, он весело рассмеялся.
Моряки, знавшие толк в людях, обрадовались: с такими их девчонка не пропадет, — и выкатили на палубу бочонок вина.
Были подняты кружки. После этого капитан от лица всего экипажа поблагодарил отзывчивых людей. Он заверил, что девочку у них никто не отберет. Она никому не нужна. Ее отец, моряк, с прошлого года пропал без вести. А старшая сестра новорожденной находится в Касабланке, в сиротском доме…
Французы пожелали счастья гостеприимному берегу, и судно вышло в открытое море.
Шли годы. Над Бакланьим гудели ночные ветры. Пурга трясла дом, кружилась, пела. Может быть, это были песни о далекой Большой земле… Порой они волновали Эмму, куда-то звали. В такие дни в оленьей малице и пыжиковой шапке она подолгу носилась на своих собаках по тундре или сидела дома, возле огня, и вырезала из кости мамонта птиц, собак и тюленей. Ее последняя работа, модель большого волшебного корабля-атомохода «Ленин», была гордостью пионерского клуба Северного Сияния.
А пурга все пела. Казалось, никогда не рассеется снежная мгла. Но приходила весна. Поднималось солнце. Оно сушило и плавило снега, сзывало веселых птиц юга. Гомон птичьих базаров наполнял небо, берег и море.
Весной Эмма наравне со взрослыми отправлялась промышлять тюленей, била нерпу и выходила с рыбаками на моторном кунгасе в море. А летом, с централкой за плечами, она бродила по тундре и, по поручению пионерской организации поселка, охраняла маленьких зверей. Два белых прожорливых волка были на счету девочки.
Павел Сайкин и его жена Елизавета не могли нахвалиться Эммой. В часы досуга они с ней занимались, читали книги и даже раздобыли для нее самоучитель французского языка.
— Твоя мать француженка, и ты должна знать язык матери, — сказала Елизавета.
Девочка научилась говорить по-французски.
Но не думала, не гадала Эмма, что этот язык ей когда-нибудь пригодится.
Это случилось в конце февраля 1960 года. Однажды на зимовку Бакланье пришло письмо. Письмо из Африки.
Оно было от отца Эммы, Поля Маршана, вернувшегося домой после долгих лет скитаний. Он писал о том, что хочет повидаться с дочерью. Он долгие годы ничего не знал о ней. Капитан «Солей» сообщил лишь о смерти жены. Дальше отец писал о том, что он стар, одинок, богат и живет в собственном доме с Симоной, ее сестрой. Письмо заканчивалось следующими словами: «Дорогая Эмма, приезжай к нам в Касабланку. Все, что в нашем доме, — твое».
Письмо тронуло Эмму. Но что скажут Сайкины, ее настоящие родные?
— Да, Эмма, — сказал Павел Сайкин.
Елизавета Сайкина промолчала. Она лишь ласково обняла свою приемную дочь.
Эмма оделась, вышла на порог дома и задумалась.
Была ночь. Выла пурга. А там, далеко на юге, в Касабланке, цветут сады, светит жаркое солнце. Там, в Африке, живут Поль Маршан и девушка Симона… Они ждут ее. Что же, она, Эмма, согласна погостить у них в Касабланке.
Через месяц в Северное Сияние прилетел самолет из Москвы.
Эмма попрощалась со своими родными, собрала упряжку и, прыгнув на нарту, приказала собакам:
— Эй, вы, быстрее!
Она боялась, как бы по дороге не поднялась пурга.
Но ветер молчал. Впереди ни звезд, ни людей, ни света. Лишь снег, океан снега. И это накануне весны. Скоро над Арктикой взойдет солнце, начнется долгий полярный день, и прилетят белые пуночки… С Бакланьим жаль расставаться.
Чтобы скрыть грустные мысли, Эмма чаще, чем это нужно было, прикрикивала на собак:
— Эй, Белка, Лунь, Румба, Пуночка!
От Бакланьего до Северного Сияния около тридцати километров, и десять собак старались бежать быстрее.