– Как скажешь, владыка. Сделаем. Вернем.
– И еще... Возможно, придется его модифицировать. Может, сделать его реально трехголовым, что ли? Пострашней чтоб был? Клыки, шипы, все дела... Чтобы шеи длинные, чтоб огнем дышал, да чтобы головы ему отсечь нельзя было. Или чтобы отрастали сразу. Что-то такое, не знаю. Как думаешь?
– Почему нет, владыка? Пока он в Нави, делай с ним, что хочешь, он весь в твоей власти.
– Вот и хорошо. Тогда ты это, верни его.
– А Волата?
– На что нам Волат? Ему давно пора к своим присоединиться. Пусть его!
Злобог махнул рукой, как бы отпуская могучара со всеми его грехами, долгами и поступками, и долго стоял, глядя в одну точку и будто прислушиваясь, какое действие произвел или какой отклик получил этот его отпускающий жест в ином плане бытия. Никак не показав, что услышал, он с трудом, переваливаясь, как колода, стоймя поставленная, повернулся и пошел назад к реке. Остановившись через еще пару шагов, он снова повернулся и спросил с надеждой в голосе:
– Сегодня не понедельник?
Мара качнула головой:
– Нет...
– Эх... Жаль...
Понуро побрел Чернобог обратно в чертоги свои.
Мара задумчиво смотрела ему вслед. Было на сердце у нее тяжело. Ох, и не понравился ей тот взгляд, который при упоминании Карачуна бросил на нее Чернобог-владыка. Ох, не понравился. Похоже, совсем утратил он контроль над своим порождением, отбился Карачун от рук, забил на хозяина. А это и плохо, и опасно. Взбесившийся отморозок столько дров наломать может... Да он камня на камне от волшебного леса не оставит, ежели ему шлея под хвост попала! Весь мир в опасности! Никогда Мара не одобряла эти фантазии Чернобога, его склонность к периодическим погружениям то в мрак, то в морок. Пока все заканчивалось без особых последствий, то и ладно, и мирилась как-то. Теперь же, по всей видимости, придется со всем этим, с Карачуном, как-то кончать. Кстати!
– Эй! Тугарин-джан! Поди-ка сюда!
– Я здесь, моя Махтес! – тут как тут половец перед крыльцом стоит, вынырнул невесть откуда, будто из-под воды.
– А тащи-ка сюда мешок с ледника, – велит ему хозяйка Нави. – Будем мозаику собирать.
– Это что такое, мозаика? Не понимаю я. Ты, где слово такое чудное услышала, а? Скажи же его по-русски, не мучай меня!
– Да джигита, которого ты в мешок собрал, по кусочкам выкладывать будем! Что же тут не понятного? Давай, неси, живо!
– Так бы сразу и сказала, джигита собирать мы понимаем. А то мозаика какая-то, шмозаика! Ум поломать можно!
Пока Тугарин Змеевич за мешком на ледник бегал, Мара походила по берегу ручья и подыскала для предстоящей работы относительно ровную и чистую площадку, к тому же и довольно укромную, укрытую за стеной приемных палат. Она, к собственному удивлению, изрядно нервничала, периодически даже принималась дрожать, что странно, обычно ее невозмутимость ничто не могло поколебать. Но тут ей точно сердце подсказывало, вовсе не каменное, как многие считают, что это очень важно, собрать все кусочки этого конкретного человека вместе. У нее было предчувствие, что это очень нужный и важный для нее человек. Подробностей она, как водится, пока не знала, чтобы их раздобыть, надо было сложить человека из кусков. Над этим Мара и работала.
А вот происшествие с Волатом ее, как ни странно, не задело. Почти нисколечко. Хотя казалось – не чужой ей человек. Большой человек. Только подумала ему в след: может, оно и к лучшему? Пора уже прекратить это незримое присутствие неподалеку, это укоризненное терпеливое молчание на расстоянии шепота. Страница перевернута! Она умела уходить и умела забывать. Уходить, бросать, забывать, это вообще часть ее жизни. Как и помнить, и не отпускать. Всему свое время, всему свое место, вот что важно понимать. Так что, нет, не задело. Во всяком случае, не так, как человек из мешка. Хотя она понимала, что эти два события связаны. Они просто не могут не быть связаны. И вот это вызывало любопытство.
Мозаика – шмозаика, так да? Хорошо, займемся тем и другим. Ну, где он там?
– А вот и мы, моя Махтес! Я – и неизвестный джигит! – Тугарин поднял мешок над головой и потряс ледышками. Звук от них просыпался примерно такой же, какой издают, соударяясь, мороженые пельмени.
– Давай сюда!
Она указала ему примеченную ей полянку на берегу. Тугарин высыпал на землю из мешка все ледяные осколки, получилась довольно внушительная груда. Тогда Мара принялась выбирать из кучи куски и складывать из них человека, половец ей старательно помогал. Он то подавал ей очередной фрагмент в руки белые, а то и сам прилаживал его на место. «Мозаика, – бормотал он себе под нос. – Зайка-мозаика...» Ноги, руки, пальцы – всему находилось свое место, работа спорилась, и вот они уже почти закончили. Почти.