Короче говоря, крутился Бармалей, крутился в постели, и заснул только под утро. А проснулся ближе к полудню, да и то от страшного голода. И тогда сразу же бросился делать себе яичницу.
Жарить яичницу дело не хитрое, Бармалей владел им профессионально, мог и с закрытыми глазами, если бы на спор пришлось. Он разогрел сковороду на огне, плеснул в нее масла. Потом достал из холодильника три яйца, однако разбить их не успел, так как в этот самый момент зазвонил телефон. Неприятно зазвонил, неуместно. Расколол тишину, как колокол судьбы. Борис сразу подумал, что ничего хорошего от этого звонка не будет. Однако отложил яйца в сторону и снял трубку.
Звонил Аркаша Насос, гитарист их группы, старый друг Бармалея и самый ярый его соперник.
– Надо встретиться, – просипел Насос.
– Поднимайся, или ты дорогу забыл? – спросил Борис.
– Нет. На нейтральной территории.
– Я еще не ел, только собрался.
– Здесь поешь, в кафе напротив. Я жду. Однако ответа Насос ждать не стал, бросил трубку.
Так, подумал Бармалей, начинается. Предчувствия его не обманули. Он выключил плиту, быстро оделся и вышел из дома.
Жил Бармалей в доме на берегу широкого проспекта в районе новостроек, в квартире, доставшейся ему от родителей. На улице было морозно, от дыхания поднимался пар. Снега в предыдущие дни насыпало много, он лежал повсюду, дворники не справлялись с уборкой. Однако сам проспект расчистили, по обочинам его высились огромные сугробы, отчего стал похож он на замерзший канал где-нибудь в Голландии. По снежному желобу с черепашьей скоростью, будто гондолы, двигались автомобили.
Бармалей перебежал на другую сторону проспекта и вошел в кафе, которое он, разумеется, хорошо знал, так как бывал здесь не раз, и один, и с друзьями.
Аркаша по прозвищу Насос был рослый, но худой и сутулый парень с дрэдами до плеч, позволявшими ему и в такой, как сегодня, мороз обходиться без шапки. Еще он выделялся грустными глазами и длинным поникшим носом, который приятели в зависимости от ситуации называли то подсосом, то отсосом. А всего Аркашу, целиком, как феномен, из-за носа именовали Насосом с турбонаддувом. Насос обидами не заморачивался, а прозвищами своими гордился как товарным знаком. В кафе он обосновался за столиком в углу, завидев Бармалея, поднял руку и, точно ветряк, призывно покрутил кистью. Борис подошел, отодвинул стул, сел.
– Здорово, – сказал он Аркаше. – Что стряслось?
– Ты ешь, я тебе заказал, – Насос заботливо придвинул ему тарелки. – Яичница, как ты любишь.
– Что-то ты какой-то официальный сегодня.
– Так и есть. У меня к тебе официальное уведомление.
– От кого уведомление? По поводу чего?
– От группы. Мы решили, что дальше будем делать музыку без тебя. Вот так.
– Так, хорошая приправа к яичнице. И что же за музыку вы собрались играть теперь?
– Нормальную музыку, нормальную.
– Это какую? А сейчас что, не нормальную играем?
– Мы хотим танцевальную, более попсовую музыку делать.
– Денег захотелось?
– Естественно. Сколько же можно нищенствовать? Пора зарабатывать, а не побираться.
– Ладно, договоримся. Я готов изменить концепцию.
– Нет, Бармалей, мы знаем, что ты всегда будешь в свою сторону тянуть. Поэтому, не взыщи, дальше мы расходимся. Будем двигаться, как самостоятельные единицы, и в разные стороны.
– Кто у вас петь-то теперь будет? Вместо меня?
– Найдем, не волнуйся. Уже нашли.
– Кого нашли?
– Не важно.
– Да, не важно. Уже не важно.
– Ладно, – Насос поднялся. – Я пойду. Ты это, зла не держи. Просто такой расклад случился. Жизнь, брат, такая штука, неумолимая. Бывай. Еще пересечемся.
– Иди, иди...
Так, – сказал себе Бармалей, когда Аркаша с турбонаддувом исчез в облаке морозного пара и грохоте входной двери. Собственно, это все, что он мог пока сказать. Удивительно, злости он не испытывал, но была досада, что вот так, не поняли, а еще показалось, что солнечный свет за окном померк.
Он хотел было подняться, да уйти следом за Насосом, и даже было привстал немного, но тут почувствовал, что голод никуда не делся, а яичница стояла на столе такая аппетитная, и за нее Аркаша, должно быть, уже заплатил, так что он сел обратно и съел все подчистую. Без особой радости и просветления, но с аппетитом и в охотку. Что же теперь, не есть, что ли? – оправдывался он.
Нет, не заплатил Насос ни за яичницу, ни за свой кофе. Видимо, хотел показать, что денег мало, а виноват в этом он, Бармалей.