Бармен
Для меня снова очутиться в этом странном баре уже не казалось неожиданностью, скорее наоборот: местечко начало согревать мою душу и становиться родным домом. Хотя, фраза “родной дом” звучит слишком громко. Заменю-ка лучше его на “пристанище, где всегда смогу зализать свои раны”. Или чужие, если потребуется. Бар играл тёмно-красными тонами. На потолке висел единственный источник освещения в виде люстры с семью лампочками, окружёнными извивающимися ножками. Причудливая форма люстры напомнила мне одинокого осьминога, который решил повеситься от разбитой любви и подарить окружающим хоть немного света и тепла. С каждым моим посещением бара свет становился всё более тусклым, отчего ко мне в голову приходили не самые радужные мысли: “Вероятно, с каждым моим появлением это светящее существо чахнет”. В помещении не было столов и стульев. Лишь барная стойка гордо возвышалась в конце помещения вместе с барменом и алкоголем. Ах да, и барный стул, предназначенный именно мне, само собой. Откуда такая самонадеянность, спросит мой юный друг. Я отвечу: в этом место я попадаю, просыпаясь за барной стойкой, и покидаю так же. В этот раз меня разбудил ненавязчивый саксофон. Окинув взглядом комнату, я не нашёл источник звука. Казалось, мелодия растворялась в воздухе посредством диффузии. К духовому инструменту присоединились клавишные и басы. Но главным в этом вечере, так или иначе, оставался саксофон. Он вёл остальные инструменты за ручку, не спеша, по стенам, по моим ушам, даже по коже. - Смотрю, Вам нравится джаз? Бармен заботливо вытирает бокалы и улыбается краем губ. Не знаю, как я это определяю, ведь его голова состоит из чёрных пузырей с непонятной мне жидкостью, и само существо всё из чёрной субстанции, явно не напоминающую кожу. Ни глаз, ни рта. ни даже ушей. Однако, смею заметить, костюм на нём сидит из настоящей ткани. Чёрной, естественно. - Очень, - киваю я. - Впервые слышу подобное звучание. Исполнителя не подскажите? - О, боюсь, ничем не могу Вам помочь, - существо качает головой, ставя очищенный до блеска вокал. - Здесь музыка живёт своей жизнью, у неё нет создателя. Я хмурю брови: - Как это - нет создателя? - Вот так - она сама по себе, - и пожимает своими широкими плечами. Кстати, рост у этой субстанции явно выше двух метров. Даже сидя за барным стулом я чувствую себя ничтожно маленьким. - Но кто-то же играет? Откуда зарождается музыка? - я продолжаю гнуть своё. - Обязательно музыку кому-то играть, вести и издеваться над ней? Она зарождается из самой себя. Сначала приходит осмысление: “я хочу существовать”. Затем приходится думать, каким образом и с каким настроением начать своё существование. Так появляются ноты, мажоры переплетаются с минорами, а басовые ключи бесятся и пинают скрипичные. Первое время получается какофония, но не все рождаются идеальными, не так ли? - Действительно, - слегка офигевший, подытоживаю я. - Ты, к примеру, родился вообще чёрным и с пузырями на голове. Бармен издаёт булькающие звуки и слегка трясётся всем телом. А, наверное, это он так смеётся. Ясненько. - У Вас неплохое чувство юмора, - замечает он, успокаиваясь. - Главное, чтобы оно было не лучше твоего алкоголя за стойкой, - улыбнулся я. - Что посоветуешь сегодня? - Могу порекомендовать шотландский виски моей бабушки, - бармен открывает бутылку и разливает.. нам обоим. Я не смог подавить лёгкую усмешку. То ли от того, что у подобного существа есть родители и даже бабушки, или от начинающей у него формы алкоголизма. - Как же так, на рабочем месте? - А вот так, - кажется, он снова улыбается и подносит к себе стакан. Волшебным образом жидкость стала исчезать из сосуда, но что-то похожее на рот так и не появилось на этом существе. Некоторое время мы сидим молча, попивая виски и вкушая музыку-которая-сама-по-себе. Надо бы вспомнить, с чего всё началось. Впервые я очнулся в "красном" баре год назад. Тогда во мне бушевала истерика и страх. Я носился по всему помещению в поисках выхода. На этот самый выход смахивали две арки, ведущие в пустоту. Да, я пытался пройти через них. И снова оказывался в этом чёртовом месте, снова и снова. Я разбивал бутылки, трясся, рыдал, срывал горло в крике - всё было тщетно. Мне пришлось пройти все стадии принятия реальности: от отрицания и депрессии до смирения. Бармен появился лишь спустя пару дней, когда я перестал крушить всё вокруг (на секундочку, с каждым моим приходом всё восстанавливалось как новенькое) и принял всё происходящее за вполне естественную череду событий. я снова впал в истерику при виде двух-с-половиной-метрового силуэта, выросшего за барной стойкой. Однажды даже пытался убить его шариковой ручкой (после работы вечно во внутренний карман пиджака прячу), но врезался в вязкую субстанцию. Единственное, чем смог ему повредить тогда - так это испортив неплохой костюм. Чёрный, не забываем. Помню, как сильно он расстроился и с тех пор стараюсь больше не буянить. - Вспоминаете, как изрезали мне пиджак ручкой? - прерывает мои мысли бармен. Ещё так деликатно при этом, даже не придерёшься. - В твоих пузырях на бошке что, отражаются мои мысли? - Вообще-то да, - и пожимает плечами. - О, смотрите, к нам гость пожаловал. Я оборачиваюсь и сталкиваюсь взглядом с женщиной. Она вынырнула из арки пустоты так красиво, так плавно, словно рыба рассекает воду в аквариуме. Странное сравнение, знаю. Но во мне просыпается эстетическое чувство вперемешку с восторгом. Оно и подталкивает меня на подобные метафоры. Женщина приближается к нам спокойным уверенным шагом. Мой взгляд невольно скосил в сторону отсутствующего барного стула, который не заставил себя ждать и вырос из ниоткуда (когда только успел, а?). Она присаживается рядом со мной, поворачивая голову ко мне и слегка кивая. Я киваю в ответ. Женщина достаёт зажигалку и портсигар, на котором аккуратно, даже с заботой, выгравированны немецкие буквы. Бармен тут же подаёт даме пепельницу. “Почувствуй, как разрушается жизнь..” - произношу про себя надпись на портсигаре и пробую эту фразу на вкус. Как пережёванный табак, если честно. - Занятно, не находите? Сколько бы страшных высказываний и картинок не приклеивал минздрав на обороте сигарет, люди продолжают топить себя в болоте всё глубже и глубже. Она заговорила первая. В голосе чувствовалась лёгкая скорбь и досада. - Смотря о каком болоте идёт речь, - осторожно замечаю я. Кажется, эта женщина чем-то подавлена, но при этом выглядит весьма спокойно. - Я подразумеваю болото вредных привычек, - её пальцы вертят зажигалку как колесо. - Видите ли, люди слишком упрямые животные для того, чтобы признать: мы сами себя убиваем, при чём с огромным удовольствием. Зажигалка не реагирует на движения колёсика. Женщина тихо выругалась и бармен из волшебного ниоткуда (как обычно, впрочем), достаёт спички. Дама подкуривает, выдыхает первый клубок дыма и продолжает: - Мой младший брат недавно скончался от рака лёгких. Не сказать, что меня это ошарашило, но до жути взбесило! Он никогда не слушался сестрицы, его непослушание привело к милой девушке-аспиранту в белом халате, чьей новой работой стало вскрытие его лёгких и рассматривание кусочка этого органа в микроскопе. - Ох, мне очень жаль, - столь равнодушно, но ради поддержания беседы произнёс я. - Нисколько, - усмехнулась дама. - он тем ещё сукиным сыном был. Когда я наблюдала разбитого всмятку моего любимого, да, горячо любимого сиамского кота и довольную рожу моего брата, сидящего на балконе, ещё тогда я поклялась: не сожалеть о его кончине. Я пожал плечами и промолчал. Бармен вытирал и без того чистые стаканы. Делает вид, что непричастен к нашему разговору, а является всего лишь тенью. Не смотря на лёгкий джаз, коим был наполнен этот бар, в воздухе промелькнула искра напряжения. - Ну а вы что расскажете? - спросила она. - Да так.. - замялся я. - Ничего интересного. Каждое утро я умираю, собираясь на работу, и каждый вечер возрождаюсь в этом месте. Так и живу. “Уверен ли ты в последнем?” - шепнуло со злорадством эхо в голове. Я невольно вздрогнул. - Занятно... и как давно это у вас? - Около полугода, я не считал, - признаюсь я. - Я помогу, - отзывается бармен. - Сто девяносто четыре дня и восемь часов. Минуты и секунды прилагаются за отдельную плату. Я посылаю черную субстанцию к детородному органу чернокожего афроамериканца. Умеет же встревать тогда, когда не требуется, и молчать, когда необходимо участие! Женщина улыбнулась, вот только как-то не по-доброму. Не могу определить даже как. Она тушит окурок в пепельнице, размазывая табак по часовой стрелке и смотрит мне в глаза. - Как бы вы отреагировали, - начинает она. - Если бы я поведала вам о том, что знаю выход отсюда? - Никак, - тут же отвечаю я. - То, как вы непринуждённо появились и ведёте со мной беседу, указывает либо на вашу тесную связь с этим местом, либо на стальные нервы даже подобных странных ситуациях. - Либо на то, что перед вами безумная женщина, готовая на всё лишь бы привлечь ваше внимание, - чёрное нечто вставляет свои пять копеек и булькает своими пузырями. Видимо, смеётся. Она кидает пепельницу в бармена и тот образует дыру в своём туловище, благодаря которой стеклянный предмет пролетает мимо, звонко раскалываясь. - Че тэ дэ, - буркнул он, растворяясь убирать осколки. - И всё же, вас бы заинтересовало, откуда я могу подобное знать и главное, поделюсь ли этим знанием с вами? - Безусловно, - киваю я. - Однако за это время я так привык к это