Иорик Бэбкок декламировал стихотворение, ибо душа поэта не может долго молчать.
— Изысканные строки! — заметила Фрида. — Чьë это творение?
— Благодарю! Я сам сочинил. А вы мне уже начинаете нравиться, — высоким голосом обратился к ней Бэбкок. — Хотя создавать нечто подобное стоит не ради одобрения, а потому, что того желает сердце.
— А я вот даже слов таких не знаю, которые ты использовал. Ничего не поняла почти, — выкрикнула из повозки Бригида.
— Ох, я сейчас постараюсь всё объяснить, — радушно улыбнулся Иорик, направив лошадь поближе к девчушке, чтобы побеседовать.
Наёмник с аливитянкой так и ехали в обнимку на одной кобыле.
— Фрида, — шепнул ей на ухо мужчина. — Ты очень красивая.
— Я знаю, — она довольно на миг опустила глаза.
— Я это сейчас не про твою внешность. А про твою душу. В тебе есть необычайная лёгкость, но при этом и внутренняя сила. Не знаю, как описать лучше. Просто во мне никогда не было такого отсутствия напряжения. Как тебе это удаётся?
— Постой, а внешне я тебе, значит, не нравлюсь? — она рассмеялась.
— Особенности тела не зависят от человека, их ему даёт природа. Так что не вижу смысла обсуждать заслуги, которые ни к кому из нас не относятся по сути.
— Моя лёгкость заключается в том, что я ничего не боюсь. А такое чувство не самое отличное. Не испытывать страха — значит не ведать любви и ума.
— Хочешь сказать, что ты глупа? И не можешь кого-то полюбить? Тогда почему ты здесь?
— Не знаю, — Фрида закусила потрескавшуюся нижнюю губу, и из нее выступила яркая капля крови. — Может, мне слишком скучно. В этом мире так много всего. И чтобы не разбираться, что в нём вернее, а что нет, гораздо легче отказаться от поглощения всех даров. Я ничем особо не интересуюсь. А когда всё кажется однотонным, то поневоле начинаешь гнаться за тем, что подвернется.
— И как мне реагировать на твои слова? — усмехнулся Конрад.
— Радуйся, что повстречал человека, который не лжёт сам себе, — она ласково обхватила его ледяную руку.
Наёмник увидел выступающую из чащобы кавалькаду, состоявшую из шестнадцати вооружённых всадников.
— Поверх их пурпуэнов сияют латы, — высказался он. — Но нет герба на щитах. Они явно не из королевской армии.
— Это рутьеры, — спокойно произнесла аливитянка.
— Кто? — взволнованно попросила разъяснений Бригида.
— Разорившиеся рыцари. Превосходные воины, нанимающиеся в чьи-либо ряды во время битв. А в свободные моменты занимающиеся разбоем. И они абсолютно не имеют никаких принципов, — ответила ей Фрида.
— Тогда чего же мы стоим? — выпучил на друзей глаза Бэбкок. — Разворачиваем лошадей!
— Иорик, нас четверо на двух кобылах. А их шестнадцать, и у каждого отличные скакуны. Зачем тратить силы на бессмысленный побег, если можно принять бой на своих условиях.
— В каком ещё смысле? — вспыльчивый поэт нервно задышал ноздрями.
— В прямом. Пора вам понять, что значит быть воином. Большинство не всегда гарантирует победу или правоту суждений. Спешиваемся! Снимите с себя длинные шубы! Оставьте только овечьи жилеты. Поверьте, замёрзнуть в схватке не получится. Бригида, ты пойдёшь в атаку самая первая.
Ученики уставились на него, как на безумца. Седоки же уже приближались галопом, громко присвистывая.
Конрад приметил в глазах девчушки неподдельный ужас.
— Тебе страшно и так и должно быть. Но ты действительно уже готова для того, чтобы начать защищаться. Не забывай, что ты очень быстрая и знаешь множество трюков с мечом. Всё получится! Ты глядишь сейчас на них и думаешь, что какие же большие злые дядьки и их так много. И мне несдобровать. Но ни к этому ли ты готовилась? Твои свирепые соплеменники рано или поздно найдут тебя. Так станешь ли ты биться за свою свободу? Или расхнычешься? Нам не убежать. Но если я сейчас не дам тебе шанс проявить себя первой, то ты вряд ли уже рискнёшь. Побори в себе неуверенность. Как-то моя подруга мне говорила, что важно не думать и переживать, оказавшись в опасности, а стоит действовать. Так поступи также! Ты знаешь, что нужно делать.