Наверное, всему на свете можно найти причину, хотя бы одну.
Леденящее, сиротское одиночество моего детства или, скорее, отрочества, не ты ли стало причиной тому, что я таков, как есть? Могу ли поблагодарить тебя за это, одиночество? Или мне следует плакать над тем, что ты сделало из меня?
Я не знаю, что такое любовь.
Меня забрали из дома слишком рано. У моей матери остались другие дети, и она нашла в них свое утешение. Они близки ей — простые, глуповатые дети земли. Это я, нынешний, я для нее чужой, господин из жизни, которую она не знает и которую боится.
Отец не успел разлюбить меня. И доказательство его любви я держал в своих руках. Не так давно, нет, хотя его самого уже давно нет на свете.
Вернувшись однажды, я провел в доме своего детства не так уж много времени. Я ощущал страх матери. Ее неприязнь к незнакомцу, который был ее сыном когда-то. Настороженность брата, который знал, что я старше, а значит, должен унаследовать все. А более всего меня угнетала собственная неспособность испытывать к этим чужим для меня людям хоть какие-либо чувства, которые полагается испытывать. Но пришлось остаться в доме на один день больше, чем мне хотелось. И все потому, что мать разбудила во мне любопытство. Однажды она, улучшив миг, когда никого не оказалось рядом, поманила меня к себе пальцем. Я подошел к старой, дурно пахнущей женщине. Шамкая почти беззубым ртом, она сказала:
— Нырни в нашей лагуне.
Я воззрился на нее с удивлением. Она предлагала мне искупаться в лагуне, у длинного мыса, уходящего в море. Когда-то с отцом, возвращаясь после удачной ловли, мы окунались, прыгая с мыса, в воду, ломали кораллы — на подарки матери и сестрам. Ей понадобилась лишняя нитка коралловых бус, моей постаревшей матери? Что за блажь пришла в голову старухе?
Она не отличалась сообразительностью, но мое удивление, по-видимому, даже ей было очевидно.
— Говорю тебе, господин мой… сын мой ….
Старуха сбилась, и это рассердило ее. Она заговорила громко, с раздражением:
— А я тебе говорю — нырни в лагуне! Он велел мне передать тебе это, мой муж! Он говорил мне — если умрет раньше, чем я, а ты вернешься, следует тебе нырнуть… И чтобы я тебе сказала, и обязательно. Я еще не сошла с ума, как думают!
И я нырнул, как предлагалось. Поскольку все-таки припомнил кое-что важное. Там, вдали от берега, на глубине, в подземной части мыса была расщелина. Однажды, нарушив запрет отца, который боялся этой расщелины, как ловушки, я нырнул в ее зовущую пасть. Я так гордился тем, что умел нырять лучше всех в нашем поселке! Мне хотелось похвастаться перед отцом своим умением, и я на его глазах, после нескольких минут плавания среди кораллов, с недолгими погружениями под воду, вдруг устремился к расщелине!
Плыть под водой пришлось достаточно долго. Так долго, что звон в ушах и искры перед глазами стали мне наградой. Вынырнул я в подземном гроте, в пещере. Сама пещера была небольшой. Но своды ее, сужаясь постепенно, шли высоко. И заканчивались округлым отверстием, а в нем виднелось голубое небо и облака, совсем немного, кусочек неба и несколько лоскутков облаков.
Но разглядеть это я успел не сразу. Отфыркиваясь, сопя, из воды вылез отец. И, едва разглядев меня, потянулся ко мне руками. Ох, и отшлепал он меня тогда, вытащив за волосы на камни! Я не привык плакать, упрям я был и тогда невыносимо. Но слезы сами полились из глаз…
Потом мы сидели с ним на камнях, возле воды, под округлым сводом. Он отошел, не сердился уже, да и я понимал — он прав. Расщелина могла не привести никуда, упереться в глухую скалу, и я бы погиб среди разноцветных коралловых кустов, украшавших проход. Мог бы погибнуть и отец, чья любовь к старшему сыну заставила его рискнуть жизнью.
Между камнями, на которых мы с ним сидели, теперь уже с любопытством оглядываясь по сторонам, был один валун с округлой, похожей на гладкую, обтесанную поверхность стола, площадкой. Помню, успокоившийся отец пошутил:
— Хотел бы я знать, какой морской бог присаживается за этот стол каждый день? Вот бы и нас угостили рыбкой, сынок! Дома-то пусто, остатки рыбы мать, наверное, успела рассовать по голодным ртам. Давай, надо возвращаться, нас ждут.