Николай (с болью): Ты не пострадал?
Наследник (возбужденно): Если бы у меня было боевое оружие, я бы стрелял в них. Честное слово!.. (отвечая на вопрос, задумчиво) Нет. Не пострадал. Городовые путь проложили. Вернули шофера за руль…
Николай целует руки сына и прижимает их к щеке.
Григорий говорил, что война – грех. Нельзя ее хотеть. Нельзя ей радоваться… (в глубокой задумчивости) Я, помню, слушаю его, а сам про солдатиков французских думаю. Ну тех, что Морис презентовал. Я даже распечатать их тогда не успел… Смотрю: Григорий какой-то грустный стал. Перекрестил меня. "Беги, – говорит, – что с тобой поделаешь"… (закрывает лицо руками) Господи, стыдно-то как!..
Наследник неожиданно хватает руки отца.
(отчаянно) Папочка! Ну почему ты послушался всех этих?..
Николай высвобождается и встает.
Николай: Ты же знаешь, войну объявила Германия. Я до последней минуты искал пути сохранения мира, но наш упрямый кузен Вилли…
Наследник (торопливо): Слушай, папочка. А что если не воевать? Объявить немцам: "Сами воюйте, если вам нужно". Они вторгаются, а мы – как ни в чем ни бывало: одни на базар идут за провизией, другие в парке на лодках катаются…
С этого момента звук как бы выключается. Мальчик еще что-то говорит, но его не слышно. В левой стороне сцены возникает угол избы с печью и полатями. Это дом Распутина в Покровском. Хозяин бледен. На нем исподнее. На животе окровавленные бинты.
Тем временем, в правой части сцены Николай достает из внутреннего кармана бумагу, по формату напоминающую телеграмму и внимательно перечитывает текст. Мальчик видит, что отец его не слушает и умолкает.
Распутин (сам с собой): Как же у ей рука-то дрогнула? Не попустил Господь, стало быть, до срока. Знак дал: не суйся, мол, в Божьи суды, Григорий. Ты щепка, а не ручей – сплавляйся по-тихому, не шебуршись…
Закусив губу, пытается опустить ноги с полатей. Тем временем слышен звук телеграфного аппарата и бесстрастный голос телеграфиста, набирающего сообщение.
Голос телеграфиста: Петербург… Департамент полиции… Сегодня в три часа дня в селе Покровском Григорию Ефимовичу Распутину… нанесена рана в живот… кинжалом… сызранской мещанкой Хионией Кузьминой Гусевой… Гусева задержана… в преступлении созналась… объясняет религиозными убеждениями… Пострадавшему сделана операция… рана порядочная… положение пока неопределенное… Удостоверяю действительность вышеизложенного… Исправник Скатов…
Голос телеграфиста замолкает. Пауза. Распутину все-таки удалось опустить ноги на пол.
(упрямо трясет головой) К Папе пойду. Бабы по деревням уже заголосили, а первые калеки пойдут, да казенные бумаги с крестом – по всей ить России завоют…
Пауза.
(сокрушенно) Эх, солдатики, солдатики. Добро б до смерти. Пулей голову просквозит или осколками в яме поруба́т – Господь примет, приголубит. А коли без ног, да с канту́зью? Видал я как японских обрубков с Невского шпыняют…
Пауза.
Все ж таки пойду к Папе. Пущай поворотит оглобли, пока травку кровмя не окропили…
Пытается встать на ноги, но не может.
(хрипит) Видать Бог не желат.
В бессилии возвращается на полати.
(слабо) Эй кто-нибудь!.. отбить надоть… эту… на почте… Папе… шоб поворотил…
Распутин впадает в забытье. Затемнение.
Действие перемещается на правую половину сцены. Николай аккуратно сложил телеграмму и повернулся лицом к той части сцены, где только что был Распутин.
Николай: Сам же учил, Григорий Ефимович, про телегу. Забыл? Наехали мы с тобой на кочку. Ни объехать, ни притормозить. Одна дорога…
Появляется Александра Федоровна в роскошном платье, в бриллиантовом колье, с диадемой в прическе. Она идет к Николаю, но заметив его состояние, останавливается и смотрит на сына. Алеша прикладывает палец к губам. Александра Федоровна подходит к сыну сзади, целует в вихрастую макушку и нежно обнимает за плечи.
(продолжает) …Лучше меня знаешь, куда нашу телегу несет. А все надеешься судьбу обмануть – телеграммами бомбардируешь. Зачем?