Когда он вернулся, у него в руке была карта, и он приказал мне тоном еще взволнованного, но уже овладевшего собой человека:
— Завтра ты отправишься рано утром с половиной своего взвода и проведешь разведку в долине Лаборчи, пока не натолкнешься на противника. Ты должен его обнаружить. Послезавтра вечером ты в любом случае должен вернуться, но я тебе не советую снова докладывать, что опять никого не нашел!
Этот приказ неприятно перечеркнул мои планы; но мне ничего не оставалось, кроме как его выполнять. Во всяком случае, я сказал, что если там нет никакого противника, то, значит, его там нет. Я бы и сам не мог понять, почему его там нет. Но я не могу колдовать. И в конце концов, всегда лучше не найти никаких русских, чем на них наткнуться и, может быть, понести потери.
Мое высказывание ему не понравилось.
— Мы должны обнаружить противника! — воскликнул Землер и этим привлек всеобщее внимание и вызвал смех. — Мы должны где-то на него наткнуться, иначе мы пропали!
— Как? — сказал я. — Разве ты боишься, что тебя отправят на пенсию, или ты обязательно хочешь иметь орден Марии Терезии? Или каким-то другим образом заполучить баронство? На твоем месте я бы не волновался так сильно. Дивизион и без того скоро нас догонит, и пусть они тогда сами убедятся, что никакого противника здесь нет.
— Ах! — воскликнул он. — Дивизион!.. — Но он прервал себя, недовольно покачал головой и повернулся ко мне спиной.
Есть ли здесь русские или нет, думал я, но Землер, во всяком случае, опять стал совершенным глупцом. Однако мне ничего не оставалось, кроме как на следующий день отправиться на разведку.
Вечером мы были у Сцент-Кирали. Я сказал Шарлотте, что завтра мне нужно отбыть. Мгновение она молчала и свела брови, как от боли. А потом сказала: "Ты, конечно, вернешься, но жаль дня и ночи, и еще дня. Я боюсь, что у нас осталось немного ночей и дней".
Но я сказал, куда и когда отправляюсь и когда вернусь. Однако мне показалось, что она предчувствует нечто иное.
Веселье и сегодня продолжалось до поздней ночи. После этого Шарлотта снова пришла ко мне.
На следующий день, в семь утра, я с половиной своего взвода покинул город. Равнина выглядела совершенно вымершей, и облачная пелена, закрывшая небо, висела особенно низко, мрачная и давящая. Кроме того, немного подтаивало. (Все это время, по крайней мере, пока я находился в Надь-Михали, я наблюдал за барометром; и таким необычным и встревоженным я его никогда не видел. Можно было предположить, что ожидается землетрясение.)
Короче говоря, я двигался в этот день по берегу реки и вдоль безлюдной железнодорожной насыпи, через Хомонну до слияния Лаборчи и Виравы. Это уже далеко в горах, и там было много глубокого снега. Наконец мой отряд добрался до Хедешчабы. Здесь мы переночевали. За все это время мы не увидели ни одного человека, кроме нескольких старых женщин, больше похожих на ведьм, каких-то увечных и одного деревенского дурачка в Лаборчбере. Все остальное население ушло. Куда, неизвестно. Русских не было и в помине.
Я совершенно ничего не мог понять и ломал голову, что это все могло бы означать. Армии противника едва ли могли, вместо того чтобы продвигаться вперед, отступить даже через Карпаты без какого-либо столкновения с нами… Не слышно было никакой стрельбы или канонады, ничего. Стояла неприятная тишина, и в Хедешчабе не встретилось ни одного человека. Сараи тоже выглядели пустыми. Кроме того, похолодало. Нам пришлось взломать два пустых дома и самим развести огонь. После этого мы поели и переночевали, выставив усиленные дозоры.
На следующее утро казалось, что солнце совсем не хочет всходить, во всяком случае, как мне думалось, из — за окружающих гор; стоял самый короткий световой день, и облака, или уже туман, окутывали все вокруг. Наконец мы все же выступили и в мрачном, холодном полусвете двинулись дальше, до Мезолаборчи, где долина уходит вправо. Отсюда мы повернули назад.
Судя по карте, которую дал мне Землер, отряд проделал два добрых дневных марша. Но мы ничего не видели, прежде всего, из-за тумана.
Было уже одиннадцать часов дня, и если бы мы хотели вечером вернуться в Надь-Михали, то нам пришлось бы совершить ускоренный марш. Однако обратный марш совершили быстрее, чем думали, прежде всего потому, что мы меньше думали о безопасности, чем по пути сюда. Была половина двенадцатого ночи, когда мы въехали в город.
Казалось, весь мир в этот вечер собрался на маскарад к какому-то князю или, как говорят в Венгрии, герцогу, чье имя я не запомнил, поскольку все события ночи, которые затем начались, смешались.