А уж там он разберется…
— Шо, жиджяра, попался! - визгнул рядом Худорожкин голос.
Вадим открыл глаза. Мелкого в кости склочного хохла напрочь загораживала широкая фигура
Михася. Мужик стоял напружинившись, согнув не по росту длинные руки в дугу. Один вид напугает вшивого антелегента до усеру. Рука-коромысло потянулась к Вадимовой шее.
До чего же вовремя! Андраг взялся за эту, походившую на небольшое бревно, конечность и потянул на себя. Может, Михась и пытался предотвратить, летевшие на физиономию неприятности, но как-то не получилось. Оной физиономией он в стену и впечатался. И как только что Худорожка, мгновенно скис. Ушибся, не иначе. Андраг вдобавок придавил ему шею клещастым захватом.
Придавил и замер, не последует ли сигнал от Следящих? Нет. Жаль, но и это - в копилку. Глядишь, зачтется по сумме очков.
— Я тебя на первый раз прощаю. Понял? - он грубо тряхнул оппонента. - Понял?
Тот подал таки признаки жизни, завозился. Вадим приотпустил хватку. Михась кивнул, бумкнув головой о стену.
— Молодец. Понятливый.
Худорожку к тому времени сдуло, как и не было. Вадим не стал дожидаться, пока Михась полностью оклемается, встал и пошел со двора. Назрела необходимость, остаться в полном одиночестве.
Все последующее время он в том одиночестве и пребывал. С бригадниками связывали, разве, спорадические пьянки. И то, он держался на отшибе. Выпьет, посидит немного с остальными и идет себе в тишину на край островка.
Построить бы себе тут хатку, да поселиться вдалеке от человеческой гнилоты, оставив незаметный для чужого глаза проход, чтобы те, кто был ему интересен, кого он еще хотел видеть, могли к нему пробираться. Захотят, не захотят - их дело. Он и один проживет.
Себе-то не ври, ехидно влез Андраг. Тебе плевать на признание и авторитет. Тебе безразличны деньги и слава. Ты можешь обходится малым - привык. Но тебе никогда не обойтись без женщины.
Природа, мать ее! Она свое возьмет, и станет дракон Старой крови по ночам вылезать из своего укрытия, чтобы,- как выразилась бабка, - тырить женщин по округе.
А что! Населю ими остров, осную новое государство. Бабы пусть пашут, дикоросы собирают: шишки, грибы-ягоды; охотятся, а я стану охранять их покой. В начале каждого месяца - известно - разборки. Заживем!
Не зря Ваниль хвостиком тянулся за хозяином, не зря полдня тянул на одной ноте грустную песнь про аванс. Босс сломался. Аванс перепал таки полуголодной бригаде. Тут же обнаружились добровольцы, ехать за провизией и конечно водкой. Худорожке с Михасем бригада в доверии решительно отказала. Поехал тот же Ваниль, прихватив с собой тихого, непьющего, работящего, и до щепетильности честного таджика Амона.
Или превращаюсь в алкоголика, который пробку понюхал и готов, или водка оказалась паленой, вяло мыслил Вадим. И выпил-то всего-ничего, а как развезло. Надо было поесть. Но в глотку ничего не лезло. Сказывалось напряжение. Уже несколько дней Ангарский оставался настороже.
Теремок складывали из гладко отесанных бревен в три поверха или, как принято называть в современном строительстве - этажа. Перекрытие настелили накануне, установили подъемник и с утра в среду начали поднимать последние венцы. Бригадники не плохо приработались за прошедшие два месяца. Работа спорилась. Вадиму даже нравилось. Он весь вкладывался в физическое напряжение, когда не надо ни о чем думать, когда есть простые команды и простые действия.
Торец бревна просвистел буквально в сантиметре от его головы. Сработало шестое чувство,
Вадим успел пригнуться. Бревно впечаталось в незакрепленную шкантами стену и разворочало ее до самого основания. Снизу закричали. Он встал на четвереньки и прополз за нижними венцами, чтобы вылезти с другой стороны площадки. Никто не видел его в месте аварии. Он затаился за переборкой и стал наблюдать. Первым на площадку влетел Худорожка. Ух как он рыскал! Носом землю рыл, на брюхо лег, чтобы заглянуть под завал, в который превратилась стена. Сквозь щель в переборке Вадим разглядел его озадаченное лицо.
Все работы на тот день свернули. Зацепило бригадира. Как смогли, оказали ему первую помощь, вызвали по рации машину и отправили в город. Михася, стоявшего у рычагов подъемника, примерно наказали лишением дневного заработка. На том и успокоились. Подумаешь, три венца разнесло. Их вывели на следующий день.
Ангарский со своей версией происходящего не выступал. Зачем? Сам разберется. Хотя и разбираться, в сущности, не надо. Так ясно - Михась и Худорожка. И мотив ясен, и генезис, и принципы исполнения.
Хорошо бы заглянуть им в черепки. Только и остальные развернутся перед внутренним взором:
Ваниль, Амон, Кочергин, вернувшийся на следующий день с перевязанной рукой бригадир. И хлынет поток: чужие воспоминания, чужие, примитивные заботы и желания. Зачем ему, дракону
Старой крови вникать? Ему же и так все ясно! Он не станет наказывать. Он пощадит. Судьба или
Следящие не зря посылают ему шанс. Всего делов-то - продержаться две недели до конца стройки.
И уйти. Тогда есть большая вероятность, что задание ему зачтут. Это вам не хама на улице отпустить, это вам покушение на мою драгоценную жизнь случилось. Просто обязаны, зачесть очко и - свободен.
Вадим спал вполглаза, все время озирался и даже перестал уходить на свой краешек вселенной для ежевечерних медитаций; сидел со всеми, постоянно находился в толпе, в гуще. Попробуй, достать его тут два мстительных хохла - фиг получится.
Выпили они качественно. Считай, первый раз с начала стройки удалось по настоящему оттянуться. Они и оттягивались. Все кроме Амона. Тот не пил по соображениям веры. Остальные пили по соображениям полного и безоговорочного неверия практически ни во что. Так решил для себя Ангарский и примкнул. Неудачно, как оказалось. Его повело с первого стакана. Он уполз в недостроенную баньку, улегся там на куче сена и задремал.
За стенкой говорили. Спросонья Вадим не сразу разобрал кто, а когда разобрал, весь обратился в слух.
— Да як же ж я его достану? - ныл Худорожка.
— Как хочешь, но чтобы достал, - отвечал Михась без всякого акцента. В бригаде привыкли, что он почти всегда молчит, а когда говорит, не разберешь и половины исковерканных суржиком слов.
— Вин же ж сторожится. С глаз не сходит. Все у куче.
— Вымани.
— Не пойдет он за мной.
— Придумай чем приманить, чтобы пошел.
— Так пусть же ж себе уезжает. На что он тебе?
— Урою суку! Кишки на гвозди развешаю. Язык галстуком пущу.
— А як поймают? Тут же ж не Абхазия. Сховаться некуда. Болотина кругом.
— Заткнись. Про Абхазию ни кому не говорил?
— Да кому оно надо?
— Этот не пытал?
— Ни. А ты ж с ним там встречался?
— Было дело.
С Вадима разом слетел хмель. Тошнота и та куда-то пропала. Он напрягся, готовый вскочить, и тут же замер, затаился, опасаясь дышать в полную силу. Он мог бы поклясться, что никогда раньше не встречал Михася…
Всему свое время, всему свое место и назначение. Всему!
Андраг раскрылся слушая Мир. И…
Горело сено в амбаре. Горело вокруг. Горели деревянные перила и рамы в окнах дома. Гасан за ноги подтаскивал труп бомжа к двум другим, уже готовым к сожжению. Перемазанный копотью
Вадим, с такой же закопченной Гресиме на руках скрылся за воротами…
Михась, сидел недалеко, лица видел отчетливо. Он знал всех убитых по именам. И не только. С тем, которого притащил Гасан, что-то такое было связано… Андраг отмахнулся: дальше, дальше.
Уткнувшись головой в скошенную траву, он продирался сквозь сумбур чужих пьяных мыслей.
Пока не наткнулся!
Это были более поздние воспоминания, по времени совсем недавние. Лето, наверное, прошлого года. Солнце. Усушенное до треска травяное пространство с выступающими камнями - пустырь, костер из мелких кривых сучков и старой камеры и… Гасан! Они его распяли, прибили гвоздями к твердой земле и пытали. Их было четверо. В стороне кучей лежал кто-то уже убитый. Гасан был еще жив. Одетый в комуфляж, в черной по брови косынке Михась, вспорол ему живот и тащил оттуда кишку, зацепив изогнутой крючком проволокой. Рот Гасану разрезали до ушей, половые органы валялись рядом. Они не пытали его о чем-то конкретном, они его просто мучили.