Симон же ее боялся. Хотя на его письменном столе и лежал раскрытым Служебный устав, в душе его бурлили авантюрные планы побега, и он куда живее мечтал об иностранном легионе, бродячих артистах или матросской службе, чем о двадцатипроцентном повышении оклада, следующим за прагматизацией. То, что он еще недавно считал простым средством достижения неясной, но высокой цели, теперь, казалось, тянет свои липкие, серые, осьминожьи щупальца из всякой папки, точно позаимствовав цвет у унылых сумерек, в которых он намеревался обустроить свое будущее. Вечера напролет он просиживал в цинковой ванне вдовы Швайнбарт, пытаясь смыть воображаемую плесень.
Ясно, что при таком раскладе предложение барона было для Симона весьма заманчивым. Сами приведшие к нему обстоятельства придавали ему в Симоновых глазах нечто судьбоносно-значительное. Эпизод в цветочном магазине, визит к торгующему рыбами Тимону, приключение с выдрами, великолепный дворец, ихтиотека и черный Пепи — экспозиция возвышенной жизни, по сравнению с которой судьба авантюриста-легионера или матроса становилась просто историей из дешевой книжки для простонародья. Против же говорило то, что за четыре года ему все-таки удалось так поставить дело на службе, чтобы приходившаяся на его долю работа отнимала лишь немногие часы из тех, что он просиживал за казенным столом. Остальное время посвящалось общеобразовательному чтению, писанию писем и стихов и размышлениям. Раз он лишен какого бы то ни было честолюбия, чиновничий аппарат, вероятно, и дальше будет относиться к нему с удобным равнодушием. Но он считался и с опасностями столь уютной жизни и боялся, что постепенно начнет размякать в ровном климате канцелярии. Представив себе, как в один прекрасный день не услышит ничего, кроме монотонного шелеста дел, он уже не раз впадал в панику и спасался бегством в соседствующее с Управлением Лотерей кафе «Министерство».
Симон сравнил барона со своим начальником из Управления. Министериальный советник Алоизиус Креппель также блюл сословные различия, что выражалось не только в окончании его имени. Он носил широкие брюки, скрывающие угрюмое брюшко, сюртук в талию, белоснежные стоячие крахмальные воротнички и небесно-голубые галстуки. Раз в месяц он вызывал Симона, строго разглядывал его прищуренными по близорукости глазами с головы до ног и распекал за неумеренный расход песка и скособочившиеся римские цифры, а также поучал относительно пунктуального начала рабочего дня и значения нарукавников с точки зрения морали. Нарукавники были для Креппеля священной реликвией чувства долга и повиновения, и он подолгу пенял Симону, ненавидевшему сей предмет туалета, если заставал его с дерзостно неприкрытыми рукавами. Тогда Креппель так размахивал у него перед лицом толстым как сосиска указательным пальцем, что Симон с трудом удерживался, чтобы не вцепиться в этот палец зубами.
Барон же, разумеется, — аристократ, настоящий аристократ, и не только из-за стрелок на брюках и английских усиков. Симон сравнил геральдический нос барона с бугристым обонятельным органом Креппеля и расхохотался. Проходивший мимо полицейский подозрительно глянул на него. Симон остановился и тихонько свистнул сквозь зубы. Полицейский схватился за саблю и изготовился проверить документы у припозднившегося гуляки. Симон рассмеялся еще раз, даже громче, потом быстро свернул в боковую улицу. Полицейский остановился на углу. Тут его участок кончался.
В конце боковой улицы, в одном из прекрасных доходных домов эпохи последнего экономического подъема, проживал доктор юриспруденции и философии Альбуан Гаерэггер, глава Предсказаний и Пророчеств Управления. Согласно Австрийской табели о рангах, весомой противоположности разбухшему за долгие мирные годы до многотомного труда Армейскому уставу, доктор Гаерэггер возглавляет секцию общих кадровых вопросов первого отдела. На деле же для ведения общих кадровых вопросов в Управлении Лотерей имеется двойник подлинного доктора Гаерэггера, существо в высшей степени тупое и злобное, но за скромную прибавку к жалованью согласное, чтобы его ежедневно гримировал один из служителей отдела Предсказаний и Пророчеств. Поговаривали, что однажды обоих — настоящего и поддельного доктора Гаерэггера — видели вместе за молодым вином: омерзительное зрелище.
Отдел Предсказаний и Пророчеств, само существование которого было государственной тайной, имел своей целью обеспечение путем систематической интерполяции ошибок в отчасти доступные для служебного пользования книги предсказаний и искажений публикующихся в газетах и продающихся на ярмарках гороскопов того, чтобы в сфере азартных игр и на словах, и на деле законом природы оставалась теория вероятности. Господа из отдела Предсказаний и Пророчеств были экспертами в вопросах толкования снов, наведения порчи, благоприятных и неблагоприятных дней, но кроме того их привлекали к решению множества других проблем, в первую очередь накануне выборов и государственных визитов. К тому же ходили слухи, что многие гадалки, предсказательницы и ясновидящие, а равным образом и почти все алхимики, состоят внештатными сотрудниками отдела Предсказаний и Пророчеств, но, пожалуй, это просто отголоски мечты любого австрийца о собственном запасном выходе.
Будучи главой отдела Предсказаний и Пророчеств, дважды доктор Альбуан Гаерэггер занимал в Управлении Лотерей положение некоторым образом особое. Интересным его находили даже дамы: приземистый мужчина средних лет с широким, добравшимся до затылка лбом, запавшими горящими глазами и окладистой рыжей бородой. Он носил исключительно изумрудно-зеленые костюмы, топорщившиеся от бесконечных амулетов и талисманов, носимых на голом теле. Когда он садился, его брюки издавали электрический треск, вероятно, сзади был подшит пергамент, исписанный выведенными вороновой кровью заклинаниями. В Управлении Лотерей к дважды доктору Гаерэггеру с фамильярной настороженностью относились даже заведующие секциями, и рассказывали, что накануне последних выборов у рыжебородого онейроманта{26} спрашивал совета сам министр. К нашему же Симону дважды доктор Гаерэггер выказывал лестный интерес, узнав, что автор «Ночных песнопений» в антологии «Молодые поэты Австрии» и Симон — одно и то же лицо. Ведь отдел Предсказаний и Пророчеств тоже нуждался в способной смене. Завистливые коллеги уже шептались, что на Симона должна быть заявка.
На одной из коричневых дверей четвертого этажа роскошного дома Симон обнаружил единственный, зато недвусмысленный намек: штампованную из латуни пентаграмму{27}. Только теперь он засомневался, стоит ли доверяться более высокому по должности чиновнику своего же Управления только потому, что тот после опубликования «Ночных песнопений» сказал, что он в любое время в полном его распоряжении. Может, уже учуял в Симоне ренегата? Ну, как бы то ни было: чиновники от оккультных наук, вроде дважды доктора Гаерэггера, при разного рода столкновениях всегда обходились с коллегами, чуждыми тайного знания, с тонкой иронией мужей, одной ногой стоящих на Млечном пути, в аду или еще где, но только не в Управлении Лотерей. Кроме того, дважды доктор Гаерэггер слыл заклятым врагом министериального советника Креппеля.
Симон намеревался спросить без всяких околичностей, есть ли у него шанс быть в обозримом будущем переведенным в отдел Предсказаний и Пророчеств. Если уж кто и мог устоять против предложения барона, так только сие метафизическое украшение Управления Лотерей.