И опять Джону улыбнулась удача: луч солнца ударил в зеркальце открытого "остин-хейли", и Клайтон раздраженно убрал его. Мэннеринг мог сколько душе угодно оборачиваться и наблюдать за "санбимом", преданно следующим сзади. Так они пересекли весь Лондон.
– Чего вы от меня хотите, Клайтон? Чтобы я помог вам вернуть деньги?
– Плевать мне на деньги! Меня беспокоит Мари-Франсуаза. Она не желает возвращаться во Францию и даже не считает нужным объяснить, почему. Я боюсь, что ее снова поймают или гангстеры, или полиция. Если в Скотленд-ярде узнают, что Мари-Франсуаза знала о похищении Звезд, ей придется несладко!
– Да, – согласился Джон, – но в конце концов всю эту историю знаем только вы, я и Мари-Франсуаза. Я ничего не скажу. Вы, надо думать, тоже.
Они выехали из Лондона. Солнце немилосердно пекло каштановые волосы Джона и растрепанную белокурую шевелюру Клайтона.
– Как вам удалось разыскать Мари-Франсуазу, Клайтон?
– Я подъехал к пансиону как раз в тот момент, когда негодяи тащили ее к машине.
– Сколько их было?
– Кажется, двое или трое.
– Высокие и белобрысые, да?
– Нет, маленькие, черненькие. Я поехал вслед за их черным "ягуаром". Они остановились у бензоколонки, и Мари-Франсуазе удалось бежать. Я посадил ее в машину, и мы поехали куда глаза глядят. Так и добрались до Сюррея.
– Вовремя же вы приехали в пансион! Вам редкостно повезло, – заметил Джон.
Клайтон кинул на Джона косой взгляд, но тот казался вполне серьезным.
– Просто не знаю, что бы эта несчастная без вас делала, Клайтон!
– О, тут нет ничего особенного. Я для нее готов на все!
Мэннеринг достал "Бенсон" и молча закурил.
"Может, и нет ничего особенного, мой мальчик, – думал он, – Мари-Франсуаза достаточно хороша собой, чтобы о ней позаботиться. Но в твоей истории есть одна маленькая несообразность: никогда ты не заставишь меня поверить, будто мог хотя бы полчаса ехать за машиной Лаба и он ничего не заметил. Если ты такой дурень, что способен убрать зеркальце, то уж Лаба ни за что не сделает подобной глупости! А голубой "остин-хейли", который едет колеса в колеса, – штука очень даже заметная!"
– Ну так чем я могу быть вам полезен? – спросил он.
– Уговорите Мари-Франсуазу рассказать вам все, что она знает. А потом пусть доверится полиции. Кто-то считает, будто ей что-то известно об этих проклятых Звездах! Он уже пытался похитить девушку и наверняка повторит попытку снова. Мари-Франсуаза в опасности!
Молодой человек раздраженно нажал на акселератор, и машина рванула вперед.
– Если вы будете продолжать в том же духе, – заметил Мэннеринг, – в опасности окажется не она одна!
Часа через два они приехали в одну из деревенек Сюррея. Клайтон уверенно затормозил около уютной нарядной харчевни с окнами, украшенными геранью. Мужчины вышли из машины. Джон не торопясь двинулся к харчевне и, обернувшись, увидел, как на улицу вырулил серый "санбим". Все в порядке. И Мэннеринг спокойно последовал за Клайтоном. Он знал, что близнецы не покинут поста.
Клайтон взбежал по лестнице, благоухающей свежим воском, и без стука распахнул дверь.
Мэннеринг услыхал возмущенное "ох!", и красный башмачок ударился о дверной косяк в двух сантиметрах от головы Клайтона.
– Неужели вы думаете, что раз мы обручены, ко мне можно входить без стука? – сердито крикнула Мари-Франсуаза.
Джон осторожно заглянул в комнату и увидел девушку в белом лифчике и нижней юбке с большими кружевными воланами. Она стояла босиком, на цыпочках, все еще приподняв руку.
– Мари-Франсуаза права, Клайтон, – назидательно сказал Джон. – Вы отвратительно воспитаны, и мне за вас стыдно. А теперь, дорогая моя девочка, я все-таки войду, пока вы не забаррикадировались, и не оставлю эту комнату, не получив ответа на кое-какие вопросы. Только без злости и без капризов!
Джон пропустил Клайтона вперед и закрыл за собой дверь.
– А вы, Клайтон, сядьте и молчите. Вот женитесь – тогда и получите право голоса, хотя, впрочем, и тогда вряд ли. А сейчас говорить буду я.
Порозовевшая от возмущения Мари-Франсуаза сдернула со стула и быстро накинула на себя платье в голубой и белый горошек.
– Прежде всего зарубите себе на носу, что я ни в коей мере не связан со смертью вашего отца. Он собирался продать мне краденые драгоценности. Вот и все.
Из прорези платья показалось разгневанное личико Мари-Франсуазы.
– Звезды не краденые!
– Уж не собираетесь ли вы переписать всю историю Франции? И не рассказывайте, дитя мое, что вы ничего не знали о краже! Вы очень мужественная девочка, не отрицаю, но я слишком хорошо знаю обычаи Скотленд-ярда. Если этим господам взбредет в голову заставить вас заговорить, они своего добьются. Конечно, без грубости – это не их стиль, но даже если вас отправят за решетку с изысканной любезностью, от этого легче не станет. Правда, они могут предупредить и французскую полицию. Так что уж лучше рассказать все, что знаете, мне.
Джон нагнулся и протянул девушке ее крошечный красный башмачок, потом уселся рядом с Клайтоном и взял сигарету.
– Вам не помешает дым?
– Мне мешаете вы!
– Поверьте, меня это очень огорчает! Но вот что я могу вам предложить: вы рассказываете мне всю правду, а я сообщаю полиции только то, что вы сами разрешите. Сколько бы вы ни прятались, вас все равно найдут. Это же смешно!
Мари-Франсуаза по-прежнему молчала. Джон улыбнулся ей дружески и печально.
– Вы действительно не хотите мне поверить?
В первый раз лицо Мари-Франсуазы просветлело.
– Мне очень бы хотелось верить, – прошептала она, – я так устала...
И девушка неожиданно разрыдалась. Сдержанно, как и полагается хорошо воспитанной аристократке, но с таким безнадежным отчаянием, что Джон был тронут. Клайтон рванулся было утешать, но Мэннеринг удержал его.
– Оставьте Мари-Франсуазу в покое! Ей нужно выплакаться.
Несколько минут в залитой солнцем комнате не слышалось ничего, кроме всхлипываний Мари-Франсуазы. Мужчины молча курили. Наконец девушка подняла голову.
– Простите меня, мистер Мэннеринг!
– Кого вы так боитесь, девочка?
Она широко открыла испуганные глаза.
– Двух мужчин, которые следили за мной в тот день... и они же пытались меня похитить...
– Тогда почему вы не обратились в полицию? Вас бы защитили.
– Потому что вы правы: они заставят меня говорить правду и узнают, что мы с Ричардом видели Звезды, перед тем как они исчезли. Я не хочу, чтобы Ричарда посадили в тюрьму... и сама не жажду туда попасть.
В первый раз Джон поверил, что она говорит совершенно искренне.
– Вы знали, что ваш отец несет мне поддельные бриллианты?
– Неправда. Он показывал нам их перед завтраком. Это были настоящие. Правда, Дики?
– А вы не знаете, у него были другие покупатели?
– О да, трое!
– Трое? – Джон с интересом нагнулся к девушке. – И вы знаете их имена?
– Да. Галлифе в Париже, Дидкотт в Нью-Йорке...
Мэннеринг быстро соображал: Галлифе, скупщик с такой же репутацией, что и Леверсон, он честный человек, Дидкотт, богатейший американский коллекционер... Они не могли украсть Звезды...
– А третий?
– Третий живет в Лондоне, он очень не понравился отцу. Отец его выгнал. Зовут этого человека Гарстон.
Вот уж чего Мэннеринг никак не ожидал!
– Почему у вас такой ошарашенный вид? – спросила Мари-Франсуаза. – Меня просто бесит, что у всех мужчин, которых я вижу в последнее время, совершенно обалделые физиономии.
– Вероятно, это от того, что вы на них смотрите, – улыбнулся Джон. – Значит, ваш отец знал Гарстона... А вы уверены, что он не продал ему Звезды?
– Абсолютно. Повидав этого господина, отец заявил, что не хочет отдавать бриллианты Марии Антуанетты в руки какого-то выскочки и предпочитает продать их вам, пусть даже гораздо дешевле...