— Данила! Ты сейчас говоришь ужасные вещи. Кощунственные для моего народа.
— Который спокойно убивал целые миры или превращал в не пойми что? Теперь понимаю, почему харки такие сволочи, ненавидящие иные расы. У своих хозяев за тысячелетия переняли. Они точная копия грёбанных наумбов.
— Не сравнивай нас! Ты путаешь подлость и силу! Сильный имеет право вершить судьбу низшего.
— Как я твою, например? Сделать ты мне ничего не сможешь, а вот я имею ресурсы уничтожить твою гнилую сущность.
— Я просто вылупился раньше времени.
— А кого это волнует, Чах? Ты слабый, значит, должен быть мёртвым. Всё остальное — отговорки.
— Мы же почти договорились о взаимосотрудничестве.
— А наумбы хоть с кем-то раньше договаривались? Нет. Просто убивали и искали себе нового врага. Ну, так и начинать переговоры не будем. Всё по вашим законам.
— Мне не нравятся твои выводы, человек.
— Не колышет. Идём к лейтенанту.
— Да подожди ты! — уже совсем обречённо воскликнул Чах. — Дай обдумать твои слова! Я на секунду представил, что ты — это наумб, а я — убиваемый низший… И никто не хочет меня слушать. Нет пощады. Также и харки поступали с закладками зародышей. Ты прав, это наш стиль. Наумбов.
Я ещё слишком мал, поэтому могу что-то пропустить. Можно я скажу своё мнение завтра с утра? Если решу, что ты подлый низший, то можешь убить — жить с таким существом для меня неприемлемо. Если пойму, что мои предки ошибались… Тогда ещё не знаю, как поступлю. Сложно всё и нет в родовой памяти ответов.
— Ага. Так я тебе и поверил. Засну и не проснусь, как твои предки. Угробишь во сне.
— Нет. Я же сказал, что наумбы не умеют врать. Мы слишком сильны, чтобы играть словами! Были сильны…
Не знаю почему, но я поверил Чаху. Может быть, это не совсем я сам, а опять печати Смерти вывернули моё сознание. И мне почему-то жаль этого напыщенного, но по-своему несчастного детёныша, оставшегося в одиночестве посреди чужого мира. Ничего не говоря, улёгся под одеяло и закрыл глаза.
— Скажи, — не дав нормально уснуть, поинтересовался Чах, — а всё-таки почему люди врут?
— Много причин. Кто-то ради выгоды, кто-то от страха. Но сегодня мы врали ради интереса. Все понимали, что наши россказни неправда, но слушали и почти не перебивали. Это не ложь, а фантазия. С помощью неё мы создаём воображаемые миры.
— Ого! Целые миры⁈
— Чаще не миры, а просто мирки. Это расслабляет и развлекает.
— Значит, люди тоже высшие! Нет! Даже высшие из высших, раз достигли уровня создания собственных Реальностей! Подобное было не под силу наумбам. Мы только разрушать научились.
— Ну ты загнул, зародыш! Всё! Спать давай, а то голова уже от тебя болеть начинает.
Утром я очень сильно пожалел, что оставил у себя Чаха. Проснувшись, первым делом получил от него информацию, что люди с этого момента считаются дозволительной расой для сближения. Дальше он поклялся в вечной дружбе человечеству. Но тут я перебил его и заставил изменить клятву на вечную дружбу исключительно со мной, объяснив, что люди настолько сложные, что к каждому необходимо подходить индивидуально. К некоторым лучше со взведённым пистолетом.
Почему-то непохожесть людей очень удивила наумба. Он стал засыпать вопросами, не останавливаясь даже во время приёма мной пищи и на марш-броске. Наверное, со стороны я казался всем немного сумасшедшим, который тормозит не по-детски и иногда начинает разговаривать сам с собой. Винить никого не могу за подобные выводы, так как реально несколько раз забывался и с мысленного общения переходил на голосовое.
На тренировке после зарядки мне стало уже не до разговоров. Прапорщик и лейтенант не стали ставить нас в пары для отработки рукопашного боя, а вызвали на середину зала одного меня.
— Бьёшься со мной, — пояснил Станов. — С подключением Дара, естественно. Так, как вчера штабного разматывал, орудуешь. Необходимо понять предел твоих возможностей, а то как-то странненько на дуэли себя проявил.
— Мы его убиваем? — поинтересовался Чах.
— Нет. Хотя и хочется иногда, но он желает нам добра. Старайся сильно не высовываться. Необходимо дать прапорщику победить.
— Опять ложь? Или строишь новый мир?
— Именно. Но это мой тайный мир. Рано его ещё на всеобщее обозрение выставлять. Как и тебя.