— Ребятки, беда! — Козьма прошмыгнул в казарму. Поманил всех рукой и шепотом сообщил новости: — Мессира нашего измордовали в кузне. Весь в крови. Живого места на нем нет. Секли его плетью и пальцы ломали, а он умудрился одному стражнику нос откусить, а второго вообще убил. Кузнец сказывал, мог с ума сойти.
— И что делать? — спросил Гронд.
— Думайте. Кузнец сказывал, что святоши хотят с десяток солдат сжечь…
В казарму вбежал солдат из дежурного десятка.
— Тревога, братцы! Новый командир заставу в копье поднимает. В крепости бунт!
— Ты что мелешь?! — прикрикнул на него Воржек. — Какой бунт?
— Самый настоящий. Сам видел, как мужики двоих стражников и толстого инквизитора на вилы подняли. Они свою калеку лекарку защищали. Еще там этот коротышка домовой бился. Он как заорет, когда увидел, как девку за волосы тащили по улице. Как запрыгнет на спину стражнику! Трах того кулаком по башке, стражник и упал. А он на второго прыгнул, в глаза тому вцепился и орет так, что аж душа выпрыгнуть хочет. Так люто! Так люто… Хочет глаз на задницу им натянуть…
— Это как? — удивился Воржек.
— Колдует недомерок, кричит, мол, пасть порву и моргалы выколю. Видать, сиделец… Наш брат.
В казарму вбежал капрал Стерг.
— Братва, поддержим поселенцев! Они со стражей инквизиторов бьются! Те магию применяют. Мессира нашего выручим заодно…
Следующим в казарму вбежал запыхавшийся новый молодой командир. Он ударил кулаком в лицо капрала Стерга и заорал:
— Прочь с дороги! В копье! Вашу мать! Всех повешу, сволочи! Плетями забью…
Договорить он не успел. Стерг выхватил меч, коротким замахом сбоку рубанул его по голове. Солдаты и капралы лишь рты разинули.
— Теперь точно всех повесят, — прошептал Козьма и первым бросился в оружейку. Следом повалили солдаты.
Воржек взял на себя командование.
— Стерг, бери пяток солдат и в подвал. Мессира стереги, чтоб не убили. Мы на помощь крестьянам идем. Глядишь, мессир что-нибудь придумает. Мы теперь с ним кровью повязаны.
Вооруженные солдаты толпой выскочили из казармы во двор крепости. По двору бежали два инквизитора — длинноволосый и толстый. Они увидели солдат, и отец Ермолай радостно закричал:
— Ребятки, сюда, на помощь! Все грехи прощу…
Молчаливая, суровая толпа рейтаров окружила инквизиторов. Отец Ермолай, понимая, что происходит нечто странное, побледнел.
— Ребятки, соколики, вы чего? — забормотал он. — Тут бунт… Присяга…
Толпа вооруженных солдат плотнее окружала двоих служителей церкви, и их колеблющееся молчание рождало в уме инквизитора панику.
— Вы чего, ребятки?..
— А ну, пошли прочь, сволочи!.. — заорал длинноволосый, и этот крик стал спусковым крючком для мятежа.
Рейтары решились сжечь за собой мосты. Они направили на инквизиторов копья и вонзив их в тела церковников, подняли их над головами. Отец Ермолай завизжал, как свинья, которую резали, забился в судорогах и обвис. Длинноволосый закричал, словно раненый марал, но копье, вошедшее в его открытый в вопле рот, остановило крик.
Строем, как на учениях, ощетинившись копьями и прикрывшись щитами, солдаты вышли из ворот крепости. На улице пятеро стражников сдерживали толпу разъяренных крестьян. Видно было, что стражники инквизиторов — опытные бойцы. Прижатые к стене, они отражали все атаки поселенцев. Несколько крестьян лежали в луже крови, и им оказывала помощь карлица. На плече старосты сидел домовой и, потрясая кулаками, злобно орал нечто несусветное:
— Я вам корень квадратный в минус сделаю, синусы позорные. Глаз на задницу натяну…
Один из солдат уважительно заметил:
— А домовой-то наш брат, сиделец, ишь как по-блатному чешет.
— Суки! — орал домовой. — Всё, кранты вам! Ваша абсцисса вниз под землю ушла. Множь их знаменатель на ноль, ребята!
Лучники натянули луки и залпом пустили стрелы в стражников. Те, не ожидавшие нападения солдат, были сражены наповал. Бой был закончен.
Из крепости вынесли мессира Артама. Он был в крови и без сознания. Его осторожно положили на землю, на расстеленную кем-то холстину. К нему проковыляла карлица. Положила руку на лоб и затянула тихий, приятный для слуха мотив. Она пела, а к Артему возвращалась жизнь. Их окружила тесная толпа, и сквозь нее, ругаясь, пробирался Козьма.
— Разойдись! Пустите, говорю, — расталкивая зевак, ворчал он.
Денщик опустился рядом с мессиром на колени, положил под его руку сумку.
Артем пришел в себя. Было необычно легко. Боль утихла. Он открыл глаза. Над ним сияло голубое небо. Ветерок ласково гладил кожу лица. Редкие облака быстро проплывали в вышине.