Вы дивитесь, не верите? В самом деле, странно, непростительно! Как забыть прощальный дар, да еще и говорить: как узнает? Где же религиозное чувство любви, где святость обетов? Стало быть, он не любит, не любил никогда Натальи Васильевны?
Э, нет! Он любил и любит, как любят и все. В первые дни разлуки он не забыл бы так заветного браслета; но время удивительно как охлаждает воображение, а ему безошибочно можно приписать все, что любовь имеет восторженного. Без крыльев воображения она была бы чувство простое, не взыскательное; ходила бы по земле, не взбираясь на небеса, и, может быть, супружества оттого не были бы несчастливее. Чем больше мечтательности, тем меньше истины. Можно забыть на столике браслет и любить искренно. Но этому не поверила бы Наталья Васильевна. Любовь есть главное дело в жизни женщины; воображение ее превращает ее в исполина, который владычествует над всем существом ее. Для мужчины -- она дитя, которое он любит, лелеет, о котором заботится со всею возможною нежностью; но которое не помешает ему искать развлечений и жить вне круга его. Такова была любовь Левина: он не был фанатиком в любви, но теперь, когда несчастие угрожало женщине, вверившей ему сердце свое, он готов был собственною жизнию искупить ее спокойствие. Барон спас доброе имя ее, но этого было недовольно: надобно было представить его чистым в собственных глазах барона. Но как? что сказать? как опровергнуть свидетельство этого герба, этой пружины, о которой не знала или забыла ему сказать баронесса? Неосторожная отдала ему в минуту разлуки браслет, подаренный ей мужем и сделанный на заказ по воле его. Как уверить барона, что она не так виновна, как он мог предполагать? Он решился говорить с генералом; но уже начинает светать, заря занимается. Готовицкий должен скоро придти; прежде чем увидится с ним, Левин напишет к генералу; секундант его будет иметь поручение в случае смерти его доставить письмо по адресу; если же он останется жив, то объяснится сам с генералом. Он сел к письменному столу, солнышко показалось на краю неба, и луч его проник в комнату Левина. Он положил перо: мысль, что, может быть, это было последнее утро его жизни, молодой и едва развившейся, невольно овладела им... В эту минуту дверь в комнату его отворилась...
АРЕСТ
L'homme prompt àse venger n'attend que le moment de faire du mal.
Bacon1
La plus douce vengeance, est un bien-fait.
Boiste2
1 Готовый отомстить ждет лишь удобного случая для злодеяния. Бэкон (фр.).
2 Самая сладостная месть -- благодеяние. Буат (фр.).
-- A, кстати! мне нужно было видеть тебя, Владиславский,-- сказал Левин вошедшему офицеру.
Это был друг его, полковой адъютант. Он казался встревоженным.
-- Ты должен был драться с Готовицким, Левин?
-- Ну да!
-- И ты писал к нему?
-- Что ж из этого?
Владиславский ударил себя рукою в лоб, произнося энергическое проклятие.
-- Но он не сделает этого! -- прибавил он, помолчав.
-- Да что же это все значит?
-- Это значит, что таких записок не пишут; что ты поступил как мальчик пятнадцати лет; что Готовицкий подлец и что вызов твой в руках генерала. Понимаешь ли теперь!
Левин стоял, смотря на него во все глаза; но изумление его было непродолжительно.
-- Пускай будет, что должно быть,-- сказал он, садясь на диван с наружным спокойствием.
-- Но я говорю тебе, что он этого не сделает! Клянусь богом, не сделает!
-- Кто? генерал?
-- Конечно; он горяч, но добр; вспыльчив, но великодушен.
-- Да пускай меня судят! Я не хочу великодушия с его стороны. Я поступил опрометчиво, написавши записку; но дело сделано.
-- Левин! -- сказал Владиславский, остановясь перед ним и как бы пораженный внезапной мыслию.-- Ты сомневаешься в генерале!.. Ужели...
-- Что ты хочешь сказать?
-- Есть тайны, которые должны оставаться тайнами и для дружбы. Я никогда не спрашивал тебя, Левин; но теперь... скажи, ужели слухи...
-- Мщение не всегда разборчиво в средствах, Владиславский.
Владиславский ходил скорыми шагами по комнате.
-- Ты писал?
-- К генералу.
-- Хочешь ли, я доставлю письмо твое?
-- Я сам увижу генерала.
-- Невозможно, ты под арестом.
-- А! что ж далее?
-- Готовицкий получил приказание идти в отставку.
-- И он сам подал записку генералу?
-- Чего же ты ждал от подлеца? Генерал позвал его к себе сегодня утром. Он был взбешен и встал на заре. Готовицкий, кажется, уже ожидал этого и вместе с просьбою об отставке подал твою записку. Генерал прочитал ее. Лицо его не изменилось; я смотрел на него пристально. "Вы исполнили вашу обязанность, г-н Готовицкий, открывши начальнику противузаконный поступок,-- сказал он,-- но вы понимаете, что после этого ни один офицер не захочет встретиться с вами". Он оборотился к нему спиною и вышел.