При вопросе Натальи Васильевны барон посмотрел на нее с улыбкою несколько насмешливою, что не ускользнуло от ее внимания. С некоторого времени баронесса заметила, что муж ее был как-то странен в обращении с нею; как будто бы он был чем-то недоволен, как будто хотел говорить о чем-то -- и не мог. Наталья Васильевна видела это и потому всегда была готова к войне оборонительной.
-- Разве мнение мое также значит что-нибудь? -- сказал он, не оставляя своего места.
-- Негодный!
Баронесса подбежала к мужу, обняла его одною рукою и другую приложила к губам его, говоря:
-- Целуй, целуй! А то я поссорюсь с тобою.
-- Поссоришься, за что же? Что значит мнение мужа в деле туалета?
-- Вот неблагодарность! Да для кого же, если не для вас, господа мужья, хотим мы быть прекрасными?
-- Очень благодарны! -- отвечал барон, кланяясь в пояс.-- Очень благодарны!
Наталья Васильевна казалась недовольною. Барон обнял ее и несколько минут смотрел на нее, любуясь этим милым личиком, на котором досада оставила следы живого румянца.
-- Знаешь ли, Наташа, что это платье к тебе очень идет? Эти атласистые плечи кажутся еще белее в этой темной рамке синего бархата.
-- Вы очень добры, генерал! -- сказала она, ускользая из рук его с видом, который говорил: я хочу, чтоб следовали за мною. "Ласка женщины -- золото политика",-- думал барон, но исполнил желание своенравной красавицы. Он сел возле туалета ее и с удовольствием смотрел на молодую женщину, которая, стоя перед зеркалом, расправляла свои прекрасные волосы.
-- Право, Наташа! ты сегодня вскружишь не одну голову! Бедный Левин!
-- Это что значит? -- спросила баронесса, обратясь к мужу и совершенно забыв о букле, которую расправляла.
-- Что ж вас это удивило так, M-me la baronne!
-- Serge, да это ни на что не похоже? этот иронический тон! И к чему тут Левин? -- сказала она, подходя к мужу с видом театральной невинности.
-- По совести, Наташа, Левин... нам не противен?
-- Что за мысль? Уж не ревность ли это! О, как я буду рада!
-- Чему же?
-- Ревнивый муж! то есть, немного ревнивый: да это прелесть! всегда надежное средство помучить его, отмстить кое за что... самым невинным образом. Ах, как бы я это любила!
-- Право? Но ты знаешь, что я не ревнив.
-- Ах, да! и это скучно! вечно рассудителен, вечно холоден! С тобою нет средства и поссориться.
-- О, не всегда!
-- Всегда; ты никогда не выходишь из себя... Скажи же, скажи: зачем говорил ты об Левине.
-- Потому что давно хотел говорить с тобою о нем,-- отвечал с важностью барон, что смутило немного Наталью Васильевну.
-- О, да это становится серьезно,-- сказала она, придвинула кресла и села подле мужа, положив руки на плечи его. Она была очень хороша и твердо уверена, что этот маневр обезоружит генерала, который приготовлялся говорить серьезно и об Левине.
Но генерал почитал себя очень сведущим в женской тактике. Он посмотрел с большею важностию на Наталью Васильевну, на лице которой было написано внутреннее волнение, и вдруг засмеялся.
-- О, так и вас, наставниц наших в хитрости, можно провести!-- сказал он.-- Опыт удался прекрасно!
-- Что это значит?
-- Неужели ты думала, что Левин может серьезно беспокоить меня? Он добрый, хороший малый, но как я могу думать, чтоб он привлек на себя особенное внимание моей Наташи? Она не может быть соперницею какой-нибудь Лидии Езерской. Той извинительно влюбиться, хоть по уши, в хорошенького поручика Левина: он по всему ей пара, а не тебе.
-- Благодарю за доброе мнение,-- сказала Наталья Васильевна, несколько покраснев.-- Стало быть, г-н барон не совсем неприступен человеческим слабостям, и если бы Левин...
-- Был каким-нибудь Байроном или Ламартином, это дело другое. У нас в сердечке есть струны, которые сотрясаются при звуках славы или молвы, разносящей известное имя.
-- Может быть.
-- Левин имеет приятные таланты, правда; поет очень мило; довольно хорошо знает музыку, но я не вижу в нем ничего особенного. Словом, он не тревожит меня.
-- А если б это был не Левин, ты ревновал бы, а?
-- Нет; ревность мужа стесняет свободу жены, а я не хотел бы отнимать твоей. Мое дело заботиться о чистоте моего имени, вот и все. Жену без добрых нравов не спасет никакая ревность, никакие предосторожности. Но для чего говорить об этом? Сердце Наташи мне порукою за безопасность мою.
-- Но это все для света; ты не боишься потерять сердце жены твоей?
-- Да мне кажется, что одно не бывает без другого.
-- Ах, Серж:, не говори этого; разве нет Петрарков?
-- Разве я это сказал? Любовь играет в мяч и ходит сгорбясь над клюкой. Примеры виданы; следственно, Петрарки возможны.
-- Нет, вы ужасны, мужчины! вы никогда не поймете сердца женщины.