И надо сказать, что мое терпение было вознаграждено. Сегодня утром я стал свидетелем разговора Хана с Номом. Очень интересный был разговор, жаль, что совсем короткий. Когда я ввалился к нему в кабинет, Ном судорожно подергивал плечами и не останавливаясь ходил взад-вперед по просторному помещению, а его вечный оппонент и приятель Хан, насупившись сидел в углу. На Станции очередное ЧП. Группа молодых техников-раздолбаев, самовольно отправились на планету, ну а чтобы их не засекли и не остановили, отключили системы связи и слежения на своем боте. И вот тебе результат, все контрольные сроки уже вышли, группа на планете уже шестой час и среди них нет ни одного псиона. Да, он знает, что отыскать пропавших товарищей практически невозможно. К тому же их бот уже давно мертв. Планета покрыта густыми лесами. Слишком много хищных зверей, совершенно непривычных и потому особенно опасных. Если обыкновенный кустарник прыгает из засады и рвет на куски тяжелый боевой скафандр, а обыкновенный грызун уволакивает к себе в нору дроида планетарной защиты, предварительно разорвав его на части, если из грозовой тучи падают железные перья с острыми, как бритва, гранями, то такая планета относится к разряду очень опасных и на ней приходится применять особые меры осторожности.
– Но все-таки, – сказал Хан упрямо, – искать нужно!
– Есть разные формы мужества. – сказал Ном негромко. – Можно наплевать на многолетний труд ученых корпорации, отправить ближайшую группу псионов, или наряд десантников, а можем и сами отправиться сейчас в джунгли и красиво умереть. А можно, сцепив зубы, продолжать работать, закончить запланированные эксперименты, чтобы гигантский объем информации не пропал, стала достоянием всех нас. Второе, безусловно сделать труднее.
Хан легко подорвался с кресла и задумавшись остановился напротив обзорного экрана, к чему-то прислушался, потом, будто бы что-то там хотел увидеть, всмотрелся и разочарованно вернулся на середину каюты.
– Верю. – сказал он жестко, – Но такое мужество здорово попахивает бесчеловечностью. И учти еще, дело не только в этих раздолбаях, считающих, что они уже все знают и умеют, а старые перечницы, вроде нас с тобой, не дают им развернуться по полной. Откажись мы сделать все возможное и невозможное для их спасения, значит вычеркнем половину будущих подвигов, героических поступков, дерзких замыслов и научных открытий! Сейчас, любой на этой Станции с легким сердцем идет в любой опасный рейд или рискованную экспедицию, потому что знает, что бы ни случилось, его будут искать, его спасут или по крайней мере сделают все, чтобы спасти. Вот какие последствия может вызвать твоя арифметика, начальник Службы Безопасности корпорации!
– Это не арифметика, – сказал Ном. – Это… э-э… мысли вслух.
Хан распахнул дверцы аварийного шкафа и вытащил из него несколько скафандров.
– Был бы я чуть моложе. – сказал он с мрачной усмешкой. – Дал бы тебе… за такие мысли вслух. Серж, ты, кажется, хотел побывать на планете? Так вот он твой шанс. Заодно и проверишь на практике часть своих теорий, а то девчонки мне уже всю плешь на голове проели, требуя отпустить их в поиск.
Меня дважды спрашивать не пришлось. Я уже достаточно давно питаю определенные планы на эту планету, да все случай не подворачивался. Нет, пропавших людей я кончно же буду искать, на такая уж я и скотина, чтобы наплевать на все и всех и заняться своими делами. Но, реально, если все, что я знаю о планете правда, то они все уже давно мертвы, и от них даже косточек не осталось, местная живность растащила, но… надежда ведь умирает последней.
Спасательные операции такого плана в корпорации уже давно отработаны. Правда, в данном случае работу осложняет тот факт, что точного места высадки пропавшей группы никто не знает, есть только примерные координаты. ИскИн Станции все же отслеживал бот, пока мог. Но и на такой случай все предусмотрено. С десантного бота, на высоте примерно десяти километров над поверхностью, происходит выброска спасателей в индивидуальных десантных капсулах, предназначенных для прорыва обороны планеты и максимальной сохранности жизни десантника. Связь на планете не работает, да и электронные системы наблюдения тут мало чем могут помочь. Поэтому, в случае экстренной необходимости, чтобы подать сигнал об эвакуации, местные приспособились использовать термические заряды. Две минуты горения, температура под три тысячи градусов, такой сигнал даже атмосфера планеты экранировать не может, а ИскИны Станции внимательно отслеживают такие вот вспышки. Вообще-то, странно, что техники не взяли с собой такие заряды. А может быть и взяли, да использовать не успели. Кто теперь скажет.
Последний инструктах перед десантированием и почти вда десятка индивидуальных капсул, широким веером, разлетаются от бота в сторону поверхности планеты. Скудная телеметрия с датчиков капсулы, идет сразу на нейросеть. Скорость полета, скорость ветра, температура внешней обшивки капсулы и окружающего пространства, ну и примерные координаты приземления. По идее, тут должна быть еще и карта местности, но это ведь не обычная планета, тут девяносто девять процентов поверхности скрыто «туманом войны», поэтому, никто не знает и даже не может предсказать, что ждет меня по приземлению.
Альтиметр показывал что-то около четырех километров, когда механический голос слабенького ИскИна капсулы вдруг сообщил:
– Внимание! Ракетная атака. Выполняю маневр уклонения… отстрел имитаторов. Имитаторы отсутствуют, защитное поле тридцать два процента, личному составу приготовиться к столкновению. Три… два… один!
Удар, скрежет раздираемого металла, капсулу бессовестно закручивает вокруг своей оси, а еще спустя несколько мгновений, ее, и так крутой спуск, превращается в беспорядочное падение. Последнее что я запомнил, это резкий рывок, как будто кто-то решил сыграть с моей капсулой в футбол и наподдал ей ногой. И опять механический голос ИскИна.
– Задействованы тормозные паращюты. Эффективность двадцать четыре процента. До соприкосновения с поверхностью планеты двенадцать секунд.
33 глава
Огромный серо-коричневый спрут отчаянно пытался выбраться из-под той горы металла, что рухнула на него со стометровой высоты. Пара толстых щупалец очень медленно, словно в замедленной съемке, выползла из-под десантной капсулы и неуверенно покачалась в воздухе, ухватилась за выступающие из корпуса дюзы тормозных двигателей, пытаясь поднять ее. Но, сделали только еще хуже. Семи тонное изделие имперских оружейников, зашаталось и повалилось на сторону, прижав сразу несколько щупалец к земле. Раздумывал я недолго, за последний двадцать минут это был единственный и, пожалуй, самый лучший момент, чтобы покинуть капсулу. К счастью, пиропатроны сохранились и легко отстрелили аварийный люк. Трехсоткилограммовая шайба крышки люка словно запущенный умелой рукой «блинчик» запрыгала по утрамбованной земле, чтобы словно гигантский топор врубиться в одно из восьми основных щупалец спрута, снеся добрую его треть. На этом мое везение и закончилось. Напрасно я поторопился вылезть из капсулы, беспорядочно бьющий во все стороны обрубок, словно древний таран саданул меня в грудь. Вместе с убегающим куда-то сознанием, я услышал звук ломающихся собственных ребер.
Сотни иглоподобных колючек впивались в лицо все сильнее. Я сцепил зубы и с трудом чуть приподнял голову. Почти сразу что-то взорвалось в затылке, в пересохший рот хлынула соленая жидкость, в глазах потемнело, но регенерация, подстегнутая паническими сообщениями нейросети, уже во всю трудилась. Могу поклясться, что я слышу, как с легкими, едва слышными щелчками встают на место выбитые суставы и переломанные кости. К сожалению, нейросеть исправляет в первую очередь те повреждения, что несут прямую опасность для жизни, поэтому правая рука, весящая плетью, совсем даже и не находится в приоритете, даже несмотря на то, что сломанная кость проткнула кожу, ткань комбинезона и раздвинув бронированные накладки легкого скафандра высунулась наружу. Причина такого моего неудовлетворения порядком моего лечения, заключается в том, что буквально в нескольких шагах от меня, стоя на кончике хвоста, плавно пританцовывала толстая змея, угрожающего, красно-черного колера. Подобно земной кобре, капюшон у нее раздулся, холодные, немигающие глаза, равнодушно поблескивали под лучами огромного красного солнца. Я застонал и опустил голову на окровавленные колючки. С разбитой головой, переломанными ребрами и сломанной рукой трудно отбиться даже от воробья. Вот тут-то я впервые пожалел, что «подарки от Куколки» так и покоятся у меня в сумке. Осталась единственная надежда, что мои амулеты силового жгута не подведут. Я попытался сосредоточиться, но даже эта слабенькая попытка оказалась почти фатальной, мою голову что-то сжало с такой силой, что я в очередной раз услышал, как кости сошли со своих мест, вот только это были мои кости, кости моего черепа. Ни о какой сосредоточенности в таких условиях и речи не идет, тут бы перетерпеть эту адскую боль, что сжимает голову.