— Воровайки устали, бябяка устал, вот я и решил пожалеть вас… — Монах ссыпал в котелок ворох каких то трав, помешивая их в закипающей воде.
— Что?! — Граф опять залился краской. — Я не устал! Я, между прочим, по выносливей некоторых тут буду!
— Гордыня не красит достойного мужа. — Господин Ло, покачал осуждающе головой. — Лишь в смирении и признании своего несовершенства можно обрести совершенство граней, подобных лучшей заточке мечей чингао-ши.
— О боги! — Граф запрокинул к небу руки и голову. — Убейте меня, только не заставляйте слушать весь этот бред!
Туц!
Из лестной чащи вылетела стрела, с гулким ударом покачнув Десмоса и воткнувшись ему прямо в центр груди.
— Млять! — Граф обхватил стрелу двумя руками, наблюдая как на белоснежной ажурной рубашке, расплывается пунцовое пятно крови. — Я же пошутил…
В след за первой стрелой, в груди у графа одна за другой засело следом еще три, вибрируя оперением от мощи ударов. Вампир, пуская кровавые пузыри со рта, завалился, наземь сползая спиной по стволу дерева, и наблюдая как из лесных зарослей, на поляну выскакивают серые тени в количестве трех штук, скаля зубатые пасти и вздыбливая шерсть на загривках.
— Оборотни… — Прошептал он окровавленными губами. — То-то я смотрю дерьмо свежее…
Темная пелена без сознания накрыла его, смежив усталые веки и отправляя в вечную темноту и покой.
Он был высок, худощав, а его волосы и глаза были выбелены серым пепельным цветом безразличия. Сложно, в действительности сложно было сказать, сколько этому человеку лет. С одной стороны взглянув на него можно было сказать, что это великовозрастный старец, но с другого ракурса, складывалось ощущение, что перед вами просто сильно уставший юноша.
Крик боли и ужаса метался в замкнутых стенах подземелья не находя выхода наружу, разбиваясь на осколки о тьму и сырой камень. Приглушенный свет голубого холодного огня пульсировал силой, замкнутый в рамки пентаграмм и узоров магической символики и если бы не чадящие смрадным зловонием треноги жертвенных чаш, на которых в пунцовом огне пылали бьющиеся в бешеном ритме сердца, вряд ли удалось бы рассмотреть седоволосого. Он задумчиво вертел в руках кривую бритву жертвенного ножа, с отчуждением посматривая в сторону распластанной на каменной плите женщины, чей живот тяготел бременем ребенка, а лицо искажала гримаса муки, именно ей принадлежала боль и отчаянье, что давящим звоном наполняли мрачный застенок.
— Интересно. — Седоволосый мужчина словно паук пробежался пальцами по нитям пульсирующего плетения дополняя картину узора какими-то элементами дополнительных команд. — Весьма.
Голос как и мимика соответствовали общему впечатлению совершенного безразличия, лишь нож в его руках да крики роженицы были реальностью, все остальное, казалось иллюзией, странной сюрреалестичной картинкой на холсте безумного художника.
Мощный всплеск пламени превратил пульсирующие сердца в прах, пламя жаровен погасло, и лишь холодная синева пентаграммы по-прежнему выхватывала из мрака лицо говорившего.
— Интересно. — Легкая тень полуулыбки коснулась уст мужчины. — Весьма.
«Я убью тебя Пепельный!»
Казалось, сама тьма исторгла мощный рык, клубами бархата вспенившись вокруг седоволосого.
— Интересно. — Нож в руках мужчины резким росчерком тусклой молнии пролетел над женщиной, вскрывая ее живот и тяжелыми шлепками муки роняя на пол сгустки черной в темноте крови.
«Как посмел ты смертный призвать меня?!»
Тьма вновь огласила рыком зал, резко сгущаясь непроглядностью вокруг людей.
— Интересно. — Произнес мужчина, пожав плечами и откладывая в сторону нож, дабы своими руками ухватиться за края разреза.
Женщина больше не кричала, ее голова бессильно упала на бок, а остекленевшие не закрытые глаза навечно застыли в гримасе ужаса и боли.
— Интересно. — Мужчина медленно, словно преодолевая сопротивление, раздвинул плоть, вглядываясь с прищуром в дитя тьмы, что словно змей шипело, ворочаясь в открытом и окровавленном чреве мертвой роженицы.
«Ты пожалеешь Пепельный!»
Маленький сморщенный уродец извивался в внутренностях умершей, суча недоразвитыми скрюченными ручками и ножками, его маленький перекошенный рот представлял собой ужасный оскал маленьких белесых зубок, а покрытые желтой поволокой глаза вылезали из орбит наполняясь кровью от лопавшихся от напряжения сосудов.
«Не смей Пепельный, не смей трогать меня!»