Хех, а Герман то наш уже не брыкается! Мол, фи, девчонки! Вот, тоже по вечерам сидит тихо рядышком, сглатывая слюну, видимо просыпается в нем хищник, ворочается с боку на бок самец, набирая обороты, заставляя, беспокойно шевелится хвостик в штанах. Ну да куда от природы денешься? Рано или поздно, всех накроет, правда не всех отпустит. Вон некоторых накрывает уже по прошествии чертовой прорвы лет. Вампиресса не отступала от меня ни на шаг, то и дело, пытаясь завязать разговор на интересующую ее тему. Но, к ее сожалению, эта тема интересовала лишь ее, не находя отклика в моем лице. Хотя, стоит отдать ей должное, бесовка знала и умела давить подобно многотонной скале рухнувшей с вершин. Быстро войдя в дружеские отношения со всем наличествующим женским коллективом, она решительно и кардинально преобразилась, просто и до одури банально надев платье. Да, просто стянула с себя униформу, не одела штанов или куртки — она просто надела платье, сверкнув пару раз таинственно своими темными очами.
Вот тут-то я и признал ее не как боевую машину смерти, не молчаливого телохранителя, а как живую, горячую, красивую и способную быть желанной женщину! В платье, этом извечном доспехе всего женского племени, где каждая складочка, каждый изгиб многовековой наступательный контур их чар, она действительно на уровне держала себя рядом с остальными, эффектно подчеркивая свою неординарность среди подобных.
Да, я, кстати сказать, неожиданно открыл среди них новый патент на старое доброе изобретение. Насисьник, обыкновенный! Или как он там правильно называется? Лифчик? Не суть важно, главное, что его быстро вроде как придумал. Местные как я уже говорил, до моего пришествия даже трусов не знали, мотая на бедра тряпочки, а тут просто белке в глаз на излете за сто метров попал, так актуальна, оказывается эта часть гардероба.
Одно только жаль, придумать то его придумал, а вот мерки на колпачки мне снять не дозволили, я бы, между прочим, старался! С одной только госпожой Шель можно возиться часа три, пытаясь то так, то эдак обхватить необъятное.
Но, не будем теребить… в общем, теребить не будем, а вернемся к делам нашим скромным. Моя жена, с постной надменной физиономией лица, в сопровождении своей управляющей, так же была загнанна в мой вертеп, чем несказанно омрачила праздник жизни. С ее приходом наступила и настоящая зима. Первое утро как на землю бархатным ковром кристаллической белизны лег снег, скрывая все углы и неровности, а так же пухлыми шапками укрывая ветви деревьев и крыши построек.
— Мой муж. — Серым бесцветным голосом отстраненно произнесла Нона, присаживаясь как-то вечером рядом со мной.
— Мой жена. — Попытался таким же бесцветным голосом передразнить ее я.
— Правильно говорить; "моя жена". — Из-за ее плеча высунула свой нос ее управляющая леди Нимноу.
— Когда мне нужен будет совет, как разговаривать со своей женой обязательно про вас вспомню сударыня. — Окинул ее холодным взглядом. — А пока попрошу вас отойти на десять шагов назад и не лезть, куда вас не просят.
В лице поменялась не только она, но и сама Нона, видимо они решили, что пришло время для серьезного разговора, а для этого баронессе Когдейр видимо, необходима помощь.
— Простите, барон но… — Начала была леди Нимноу.
— Прощаю, но по прежнему настоятельно рекомендую вам отойти подальше, во избежание осложнений при переговорах, которые вы тут удумали на пару вести со мной. — Постанывая ко мне на руки взобрался енот Профессор, его мордочка была выбелена румянами, а шерсть вокруг ушей пестрела несколькими десятками маленьких, но аккуратных косичек, что делало его похожим на печального клоуна, и Боба Марли одновременно. Мохнатым доставалось от детворы по полной, и если Профессор в силу своей интеллектуальной состоятельности еще нет-нет, да и сбегал от них, то второму еноту Прапору, в силу его толстого зада это удавалось гораздо реже.
— Итак баронесса, вы созрели для обстоятельного разговора со своим мужем. — Решил помочь ей завязать разговор.
— Да! — Она собралась, поблескивая взглядом и сжимая кулаки. — Я бы хотела покинуть ваш замок, со своей управляющей вернувшись в свои земли!
— Нет. — Я успокаивающе поглаживал енота, платочком оттирая с его фыркающей мордочки румяна.
— Вы не понимаете! — Она, волнуясь, немного раскраснелась. Вообще преображение из барона в баронессу явно шло ей на пользу, в этом виде она гораздо милее мне. — Я буду помогать вам управлять землями, вы же не сможете управлять сразу стольким, у вас и здесь полно дел, а я обязуюсь часть с годового бюджета перечислять вам, так сказать как добропорядочная жена своему мужу!
— Нет. — На одних передних лапах, наконец, до меня добрался Прапор, так как на его толстую заднюю часть кто-то умудрился напялить кружевные с рюшечками трусы.
— Вы не понимаете! — Вновь попыталась она.
— Отнюдь сударыня. — Прапора пришлось спасать, освобождая его филейку из кружевного плена. — Я прекрасно вас понимаю.
— А по-моему нет! — Губы поджаты в сплошную белую полосу.
— Ну, от чего же? — Порывшись в карманах, извлек горсть орешков, разделив их между мохнатыми братьями по несчастью. — Ваш муж вам не мил, более того, в какой-то мере противен. Вы льете слезы по ночам, так как вы не только проиграли какому-то малолетнему сопляку войну, но и еще и все свои земли, а так же свою свободу, свою жизнь, всю себя. Все то, что у вас было, пока вы скрывались под личиной своего покойного брата.
Она молчала, на лице была смесь испуга и какой-то детской бесшабашности, что-то вроде: "Да это я разбил бабушкину вазу! А не фиг ее ставить, где ни попадя!".
— Все я прекрасно понимаю Нона, но, увы, я как и вы, заложник ситуации. — Я погрозил пальцем Пестику, со своей рыжей товаркой одногодкой, пытающихся под прикрытием одеяла, добраться до наблюдающего за ними с ужасом в глазах Прапора. — Мы можем с вами как любить друг друга, так и ненавидеть. Мы можем с вами разговаривать часами напролет или же молчать до конца наших жизней. Но вот одно чего мы не можем, так это теперь расстаться без особой воли на то короля.
— Но ведь формально-то мы будем вместе! — Растерянно произнесла она. — Да и управлять там нужно кому-то.
— Все так, и не так. — Повозившись на столе, налил баронессе кружечку чая, вручая ей в руки. — Вы ведь не слепая и наверно обратили внимание на небольшую седоволосую женщину, что поселилась в моем замке?
— Эм… Это вы про графиню де Кервье? — Нона захлопала удивленно ресницами.
— Да-да, именно про неё. — Я так же налил себе чашечку, вроде как ненароком столкнув со стола пару печенек своим мохнатикам. — Вы с леди Нимноу не думали на досуге, почему после свадьбы эта леди все еще находится здесь?
— Ну-у-у… Не знаю. — Во взгляде просматривался интерес, похоже, все же где-то как-то, но я располагал эту особу к себе. По крайней мере, ей интересно беседовать со мной.
— Ну, раз вы не знаете, то возьму на себя смелость и просвещу вас, в силу своих скудных предположений и познаний нашей внутренней политики земель. Откинувшись на спинку кресла, поймал на себе сердитый взгляд Тины, делающей вид, что с интересом выслушивает истории сидящей рядом де Красс. — Эта милая старушка находится здесь для того, чтобы ваш покорный слуга барон Ульрих фон Рингмар, одной из темных ночей не отправил на тот свет свою молодую жену Нону фон Когдейр, тем самым навсегда присоединив к себе все ее земли.
Нона побледнела, а за ней и я следом, так как из-за плеча в это время спокойненько так выплыла Вальери де Кервье, совершенно невозмутимо присаживаясь рядом и позвякивая чайничком на столе.
— Вполне себе разумное предположение, дочка. — Старушка кивнула баронессе, махнув на меня ладошкой. — Сей муж не по годам трезвые мысли иной раз высказывает. Даже любопытно, мне старой, стало послушать, что же дальше он осмелится тебе милая поведать.