Фава Рах переживший погружение в разум без физических последствий, в скором времени, а если быть точнее на пятый день после этого, покончил жизнь самоубийством. Он повесился у нас в саду на любимом вишневом дереве сэра Дако. Печально. Вот кого-кого, а его было искренне жаль. Совершенно не причастная жертва чувств и эмоций, причем вызванных не своими делами и не своим грехом. Жаль. Действительно жаль. Ну да небеса ему теперь в судьях, раз так решил, значит, думал чем-то? Может головой, а может чем другим, поди теперь узнай.
А меня опять тошнит, все что в меня питательного заливают, не задерживается во мне дольше получаса, зловонным потоком вперемешку с желчью вырываясь из искривленного от боли рта.
Мерзко, самому противно от своего бессилия. А еще я потерял Мака. Это была моя самая страшная потеря, от перегруза затрачиваемой энергетики погорели проводники ниточки из драг металлов в моих браслетах, считай до мяса, прожигая кожу на моем теле. Только вот демоны с тем мясом, сгорели все мои труды, мои библиотеки и все мои еще не родившиеся проекты. Ох, как же мне плохо! Хорошо хоть не один, хватает заботливых и любящих рук иначе бы не выжить. Да, мой Лисий, хоть он формально все же Пестика, вновь обрел своих жителей, так как со смертью Немнода призрак ушел. Я не сказал, что молодой Рах умер? Ну так он умер, не пережил он того погружения, сгорая без следа наподобие меня сейчас. Легкая смерть. Незаслуженно легкая, по моему мнению, ну да я промолчу, не мое это дело. А вот Белой Смерти больше нет. Все, закончилась ее история, вольно или невольно, но я помог ей получить ответ на ее сокровенный вопрос: «За что?». Да, теперь, где бы она не была, она знает, она сама своими глазами увидела все что хотела, все к чему стремилась все эти годы, все то, что помогло ей перейти границу смерти, что бы добиться ответа на простой и может даже где-то глупый вопрос. Только вот боюсь, это не конец, если конечно я не сошел с ума. Говорить об этом никому не стал, но я ее иногда вижу, по ночам, когда мое измученное тело не в состоянии уснуть. Не Белую Смерть. Нет не ее. Я вижу Адель, кроткую, тонкую как тростиночка молодую и хорошенькую девченку, с копной иссини черных разметавшихся волос, с полной грусти и печали, непередаваемой красоты, бездной глаз.
Может и вправду рехнулся, а может….Не знаю. Потом, все потом. Устал я. Устал неимоверно. А может, сломался. Ну то, что сломался в большей степени это точно, пол человека осталось от прежнего. Даже магичить в прежнем пределе не могу, мало сил, погорел я капитально, любая даже самая незначительная операция с энергетикой, тут же вырубала меня по хлещи доброго удара бейсбольной битой по голове, которая потом непрекращающимся гулом еще долго гудела, словно церковный колокол.
Долгие месяцы я валялся безвольной куклой на постели, изучая потолок и не находя себе занятия. Впрочем, не думаю, что занимался бы чем-то другим, сложись все более благоприятно. Как-то не хотелось никого видеть и даже разговаривать с людьми. Правда, от Хенгельман не удалось избавиться, ну да я такой наседке даже рад. Старушка не требовательна к собеседнику, если и болтала, то не столько со мной, сколько веселя саму себя своим скрипучим голоском.
— Ты давай Ульрих, не раскисай. — Она крутила и вертела меня в своих сильных еще руках, ловко обмывая очередной не лицеприятный казус из выделений ослабленного организма. — Пусть структуры вязать не можешь, зато астральные проекции видишь, да токи в организме, если что куда надо поможешь направить.
Хм. А что? И вправду, ведь не зря же мы с ней столько времени потратили на учебу? Я ведь не только врач, я еще и лекарь теперь благодаря ее уму и стараниям. Спасибо тебе добрая бабушка некромант. Помогла мне не раскиснуть совсем давая так нужную мне в этот момент пищу для ума и кропотливую и увлекательную работенку, по латанию громадных дыр и ран своего организма. Хорошее дело ковыряться в болячках. Милое моему сердцу, особливо коли свои ранки пальчиком тыкать. Хоть и сказано — токи, да только мои жизненные силы изнутри больше походили на едва ползущие капельки дождя по мутному стеклу. Пришлось повозиться возвращая все на круги своя причем не мне одному, старик Дако прямо на глазах сдавал сжигая себя в беспощадной перекачке энергии в мой ослабленный организм. Больше седины, меньше огня в глазах, устал он, устал сильно, мы с Хенгельман пробовали образумить, да куда там, наорал на обоих, крепко видать перепугался за меня. Прости Дако, прости своего нерадивого ученика. Вижу что переживаешь и волнуешься, прости.