Уилл едва сдержался, чтобы не закатить глаза. Неужели кто-то купится на эти дешевые фокусы?
Заерзав на неудобном сиденье, он оглядел зрителей. Их было десятка два, мужчины и женщины весьма среднего достатка – как все это безмерно далеко от той расточительной толпы, с которой он сам себя ассоциировал. Никаких тебе диадем с бриллиантами или страусиных перьев – лишь незамысловатые котелки и простенькие дамские шляпки. Однако все глаза были прикованы к молодой женщине на сцене.
Ее можно было бы назвать привлекательной, подумал Уилл, если, конечно, кто-то предпочитает мошенниц, а он не принадлежал к числу таких людей. И все же ее соломенного цвета волосы выгодно подчеркивали пронзительные темно-карие глаза. У мадам Золикофф был прямой изящный нос. Высокие скулы. Брови, выгнутые дугой. Полные губы, накрашенные вульгарной красной помадой.
Губы Уиллу понравились. На самом деле, очень даже понравились. Если бы он вдруг умер, они вполне могли бы вернуть его к жизни.
– Я слышу ее!
В зале раздалось ритмичное постукивание: вне всякого сомнения, дело рук сообщника, однако публика дружно охнула.
– Мистер Фокс, ваша мать сейчас тут, с нами. О чем бы вы хотели ее спросить?
Следующие пятнадцать минут мужчина на сцене задавал мадам Золикофф простенькие вопросы, а она «воспроизводила» для него ответы его матери. Уилл рассеянно потер живот: представление вызывало в его душе жгучую злость, ведь эта женщина нагло пользовалась чужим горем. Когда умерла мать Уилла, он страстно желал как-нибудь – как угодно! – воскресить ее. Однако этого не произошло, и он остался в холодном доме вместе с холодным человеком…
Уилл снова перевел взгляд на мадам Золикофф. Она продолжала щебетать. Неужели у этой женщины нет хотя бы капли стыда? Хотя бы капли сочувствия к горю из-за потери любимого человека? И впервые с начала представления Уилл начал искать возможность вступить с ней в полемику.
Ему хотелось заткнуть рот этой даме и, если потребуется, выдворить ее с Манхэттена, ведь она стояла у него на пути. Уилл стремился к власти и не мог потерпеть неудачу.
Джон Беннетт, бывший сенатор от штата Нью-Йорк и кандидат в губернаторы, пригласил Уилла стать его партнером на выборах и пообещал ему должность вице-губернатора. Отец Уилла всегда мечтал обладать политическим влиянием, однако он умер, не успев сделать карьеру на этом поприще. Теперь же у Уилла Слоана появилась возможность добиться этой цели, – а когда он победит на выборах вместе с Беннеттом, можно будет сплясать на могиле отца.
Однако у Джона Беннетта была слабость – слабость по имени мадам Золикофф. Похоже, эта женщина крепко подцепила его на крючок: кандидат в губернаторы не прислушивался к доводам разума и не понимал, какие опасности могло таить общение с этой дамой. Но Уилл не позволит, чтобы она поставила под угрозу политическую карьеру Беннетта – и его собственную. Они не могли допустить скандала за шесть месяцев до выборов.
Когда представление закончилось, Уилл не стал аплодировать или топать ногами, как другие зрители. Он поднялся, резко развернулся на каблуках и направился к двери, которая, как он уже знал, вела за кулисы.
Его никто не остановил. Вслед ему устремились любопытные взгляды, но Уилл лишь надвинул котелок на лоб, чтобы скрыть лицо. Этот мужчина принадлежал к одной из самых влиятельных семей в Нью-Йорке и последние тринадцать лет управлял Северо-восточной железной дорогой. Фамилия Слоан была не менее известной, чем Астор, Стайвесант или Ван Ренселлер. Разумеется, Уилл привык быть в центре внимания, но сейчас, в этом месте, ему не хотелось бы, чтобы его узнали.
Несколько минут он петлял по длинным коридорам в недрах театра. Оказавшись наконец перед дверью гримерной, мужчина постучал. Щелкнула задвижка, и в дверном проеме показалась брюнетка, одетая так же, как и медиум на сцене – в черную английскую блузку и юбку. Ее губы по-прежнему были ярко-красными. Уилл слегка склонил голову:
– Мадам Золикофф?
– Проходите, прошу вас.
Голос у нее был глубокий и хрипловатый, его чувственные нотки больше подходили для спальни, чем для сцены. К счастью, теперь в ее речи не было и следа нелепого русского акцента, который женщина использовала, общаясь с публикой. Возможно, их разговор будет не таким сложным, как Уилл опасался.
Женщина сделала шаг в сторону.
– Я ожидала вашего прихода, мистер Слоан.
В том, что она его узнала, не было ничего удивительного. Но неужели она заметила его в зале? Три шага вперед, и Уилл оказался в комнате – если, конечно, можно назвать так помещение размером с чулан. Места здесь хватило только для небольшого столика и стула. На стене висело зеркало, а под ним на столе красовался светлый парик, надетый на специальную подставку. Уилл остановился и спрятал руки за спину.