Опасалась я и того, что слуги начнут болтать о том, что барон и не был моим отцом, но, видимо, и их преследовал страх. Слишком хорошо они знали на какую жестокость и низость был способен Феракс, и они не желали попасть в его лапы. Не желали, чтобы их дочери и сестры разделили судьбу дочери мельника. Для них я была спасением. И когда я вернулась, они приветствовали меня как госпожу, а не как самозванку.
На мгновение мне даже показалось, что история, рассказанная мне матерью перед отъездом, — только мой сон. Не было этих откровений, как и не было ничего другого, но старая экономка после моего возвращения попросила разрешения поговорить со мной. Она была стара, когда я еще жила в замке, а спустя десять лет, она превратилась в ветхую старуху. Но она всегда любила мою мать, ведь когда-то она приехала в этот замок вместе с ней. Вот она и рассказала мне недостающие детали о моем рождении и тоске своей госпожи.
— Она любила вас всем своим сердцем. Она не выдержала разлуки с вами.
Эта старуха могла бы растрезвонить всем, что я не баронская дочь, но она слишком любила свою госпожу, чтобы очернить ее имя даже после смерти.
Напротив, она имела большой вес в замке, так что слуги с надеждой взирали на меня, желая чтобы я защитила их.
Но у меня был замок и, однако, не было солдат и наемников, чтобы защитить его. А Фераксу ничего не стоило захватить замок со своим отрядом. А если жрец совершит обряд, а молодой барон консумирует брак, то моя жалоба королю ничего не изменит, да и не позволит мне барон ее подать.
А значит, я должна была найти способ избежать этого брака.
Глава 3
После ухода Феракса я еще долго сидела в кресле, пытаясь осмыслить происшедшее. У меня были сутки, чтобы ответить согласием на его притязания или же… бежать. Я все еще могла отказаться от титула и земли. Я могла завтра же произнести клятвы перед ликом Трех Отцов, жреца и свидетелей. И тогда я могла бы вернуться в обитель, чтобы продолжить свою спокойную и размеренную жизнь без потрясений и опасностей. Я сменю свое имя и навсегда забуду о своем прошлом и этом замке…
Но бежать означало бросить людей, проживающих в замке, многих из которых я знала по именам. В детстве меня всегда с улыбками встречали в деревнях и угощали то парным молоком, то свежеиспеченной булкой. Я знала имена мельника, кузнеца, сапожника, плотника… Я знала, как зовут их жен и детей. Так что я не могла их бросить.
— Я могу поговорить с вами… миледи?
Я так углубилась в мысли, что не заметила того, как в комнате появилась Лаура. Она была не одна, за ней как и всегда следовала ее служанка или компаньонка, я так и не узнала какую должность она занимала при Лауре.
Я не любила, когда ко мне подкрадывались, но кажется у них не было желания подшутить надо мной или испугать. Да и судя по их лицам, они сами были напуганы. Лаура дрожала. И я даже испугалась, что она упадет в обморок или забьется в падучей. Ведь только проблем с ней мне и не хватало ко всем тем неприятностям, с которыми я столкнулась.
— Присаживайся… тесь, — обратилась я к Лауре. — Э… Мелани, — вспомнила я имя ее служанки, — распорядись принести нам чая.
Но служанка даже не шелохнулась, продолжая за руку придерживать свою побледневшую госпожу.
Так, а вот это мне уже не нравилось. Пока все слуги выполняли мои приказы, но эта особа, которая была старше Лауры лет на пять, мне не нравилась. Слишком она вольно вела себя, проигнорировав сейчас мой приказ.
— Мел — моя компаньонка, а также дальняя родственница, она не служанка, — поспешно пояснила Лаура, явно заметив мой недовольный взгляд, который я и не пыталась скрыть.
— Пока она находится в моем доме, она обязана выполнять мои приказы, или же, если она не готова подчиняться, она может покинуть нас в любой момент. Поверьте, я не собираюсь ее здесь удерживать.
— Осторожнее со словами, миледи, — неожиданно со злостью заявила эта Мелани. — А то этот дом с легкостью может стать и не вашим!
Мелани хоть и была дальней родственницей Лауры, но не обладала ее красотой. Нет, она была довольно мила. Но каштановые волосы и карие глаза не выделяли ее из толпы других женщин. На ее фоне Лаура с золотыми волосами и голубыми огромными глазами выглядела видением или дымкой. Казалось достаточно подуть, и она растворится, оставив после себя только воспоминание.