Вокруг Тхола ему разрешили гулять, но запретили пересекать натянутую проволоку с красными флажками. Стоило задеть эту проволочку, как из-под тента выскакивал кто-то из парней с приклеенными усиками и показывал ему пистолет. Стрелять пулями в него не собирались, Валентин уже видел, что конкретно этот пистолет заряжен ампулами со снотворным. Он вздыхал, отходил от проволоки и снова возвращался в теплый спальник. В метре от обогревателя, прямо на натянутом брезенте палатки, сверкал иней. Снаружи изо рта шел пар, суставы стягивало холодом, но не таким, как наверху, где можно побегать, размяться, где дует ветер, и хотя бы периодически — светит солнце, черт возьми! Валька мог только догадываться, на какой глубине находится пещера. Спускались они минут двадцать, а то и больше. Наверняка, здесь веками одинаковая температура, веками стоит мрачное безмолвие, сверкают прожилки в породе, иногда чуть слышно капает вода.
Да, атланты умели находить укрытия!
Боевой корабль людей Атласа покачивался над Старшим как громадная мягкая гантель. Иногда от него катилась волна горячего воздуха, но неравномерно и, к сожалению, — не вниз, а вверх. Людям на дне пещеры доставались крохи от выдоха великана. Арестованный корабль.
Нет, скорее, взятый в плен. Вальке припомнился момент из фильма про Гулливера, когда лилипуты во сне привязывают его сотнями веревок к земле, а Гулливер потом просыпается и, шутя, рвет их путы. Уже одно то, что сорокаметровая розовая гантель без видимых источников энергии свободно парила в воздухе, напоминало о лилипутских амбициях и американцев, и русских вместе взятых. Валька трогал метровой длины розовую шерсть, слушал мерные вздохи гиганта и прикидывал, сколько секунд бы понадобилось наезднице Марии, чтобы укокошить всех врагов, находясь внутри. Наверняка, на борту имелись все возможности, чтобы взорвать гору и выкорчевать тайгу на десяток километров вокруг.
Слева и справа от бело-розовой «ручки гантели», состоящей из множества толстых перетянутых жгутов, свисали и торчали серые, желтые и малиновые наросты, похожие на древесный гриб чага. Однако ничто на теле воздушного судна не напоминало о дверях или иллюминаторах. Впрочем, Старший уже хорошо себе представлял, как устроены входы — на манер огромной диафрагмы. А если уж совсем быть точным, хоть это и неприятно, — на манер анального сфинктера. Тхола сконструировали десять тысяч лет назад как живое существо, а живому существу сложно приделать сбоку дверь на петлях.
Эх, знать бы, как забраться внутрь!
Однажды умники с приборами ошиблись. Причинили зверю боль своими щупами, или попытались в сто первый раз взять пробу тканей. Тхол не защищался, как примитивное животное, не дернулся бессмысленно. Старший не уловил момент, когда это произошло.
Хлопок, шипение, вскрик!
Все остались живы, и даже блестящая лестница устояла. Но кабели дымили, изоляция стекала пузырящейся вонючей массой, а приборы на площадке пришли в полную негодность. Одного кадра в белом комбинезоне отшвырнуло вниз, но он не разбился, а повис в метре от скалы на страховочном поясе. Старший немножко позлорадствовал, когда мужика, на ходу раздевая, понесли в палатку. Осциллографы, компьютер и мультимедийные устройства они вынуждены были полностью заменить. Работы не прекратили, но стали осторожнее. Отныне они изучали Тхола исключительно бесконтактным способом.
Валька раздумывал, как же удалось американцам выманить наружу всех троих пилотов. Или они спрятались, держа Харченко на мушке, и напали, когда наездники вышли? Валька встречал вблизи только одного боевого наездника — Марию. Если и остальные ребята из этой когорты выглядят и дерутся, как она, то вырубить их крайне непросто. Тем более что при малейшей опасности наездник немедленно попытался бы скрыться на борту, да и офхолдер у него на виске.
Офхолдер! Старшего буквально подкинуло. Да как же он мог забыть?! Если на Тхоле прилетели два реаниматора или пастухи, или другие ученые, чтобы копаться в Анкиной крови, сообща с предателем Харченко, то америкосы их, конечно, могли уложить на раз. Все живые, никто панцирем не защищен. Но у боевого наездника на голове должна быть привычная медуза — управляющий офхолдер, и он должен видеть живые объекты.
Интересно, куда они дели трупы?
Вальке чертовски не хотелось идти к Харченко. После того, как люди Атласа дважды спасли украинского ученого от смерти, продлили ему жизнь на целых двадцать лет, он мог бы, по крайней мере, не корчить при встрече такую радостную рожу. Сволочь тоже, да все они сволочи.
Эх, что же с маманей теперь будет?
Старший плотнее запахнул куртку и отправился в сторону ярко освещенной палатки профессора. Тент крепился на четырех дюралевых столбах, внутри на стойках и стеллажах лежали и стояли многочисленные приборы, в углу гудел газовый обогреватель, за стенкой деловито постукивал дизельный движок. Широкий стол, заваленный бумагами, освещали яркие лампы, мерцали экраны сразу двух компьютеров. За полупрозрачной стенкой, в соседней палатке, угадывался силуэт одного из американцев, говорившего по спутниковому телефону. Где-то там, наверху, среди камней, у них была замаскирована тарелка.
Харченко оторвался от расчетов.
— Чего ты меня сторонишься? — спросил он, помешивая ложечкой кофе.
— Потому что вы — предатель.
— А ты тогда кто? — не обидевшись, мягко переспросил Михаил.
— Они меня заставили, — насупился Валька. — Сказали — мать и сестру в тюрьму засадят.
— Кто засадит? Эти? — не поверил Харченко, указывая на часового, застывшего на скале.
— Не эти, — отмахнулся Старший, — Наши, русские. Но эти-то еще хуже, они русских поубивали. А вам никто не угрожал, вы сами согласились!
— А что я должен был делать? — осторожно спросил генетик. — Принять яд? Я ждал тебя и твою сестру, а прибыли они и предложили делать то же самое, ждать тебя и твою сестру.
— Но они убили атлантов!
— А вот тут не так все просто, — профессор помрачнел. — Я расскажу тебе кое-что, но ты, похоже, все равно настроен мне не доверять. Хочешь кофе? Ну, добре. Меня сюда доставил молодой хлопец по имени Клавдий. Впрочем, ясно, какие они молодые. Привез меня на вертолете: между прочим, они официально представляют тут, в Сибири, какой-то благотворительный фонд. Во всяком случае, половина вертолета была забита тюками с обувью и медикаментами. С Клавдием были еще двое, помогли собрать оборудование и улетели. Кстати, ты не смотри, что тут все убого: такой комплект приборов и в европейских университетах не просто собрать! Ну, добре. Клавдий этот остался со мной. Надо сказать, я сразу засек, что он мне не доверяет, следил, когда я наружу выбирался. Может, думал, что я кому голубя пошлю или ракету сигнальную за щекой прячу? А я ведь не представляю, где мы находимся.
— Это Саяны, — хмуро заметил Валька.
— Саяны большие, — вздохнул Михаил. — Короче, к чему я тебе мозги плавлю? Когда прилетел Тхол, на борту были еще двое. Часа три они спускались, маневрировали. Ну, добре. Там, наверху, за тряпкой, запутанная система, настоящий лабиринт. Пять или шесть поворотов надо преодолеть, чтобы сюда вписаться, да еще на этакой махине. Мне Клавдий как-то обмолвился, что у них тут база уже лет триста, если не больше. Туши тут мороженые складывали, запасы для Тхолов, потому что сверху зверь пролезть не может. Там обрыв вертикальный, отсюда не видно, за брезентом. Короче, кое-как протащили они его сквозь щель, едва бока не ободрал, бедняга. Потом появились эти, — Михаил мотнул головой в сторону соседнего тента. — Десантура. Они как будто знали заранее, что надо напасть, когда наездник снимет с головы провода. Догадываешься, куда я клоню? Американцы знали, что такое офхолдер, и отсиживались где-то в сторонке, за пределами видимости. Кто им мог подать знак? Либо я, либо хлопец этот, с латинским именем. Да, незадача...