О, у нее есть то единственное, что можно продать, – ее гордость.
Глава 7
Дверь распахнулась, и в гримерку ворвалась Сесиль, захлопнула створку и прислонилась к ней спиной.
– Марианна, сегодня он опять здесь.
Не требовалось спрашивать, о ком речь.
Марианна стиснула кусочек угля, которым подводила брови.
– Проклятье! – пробормотала она, глядя, как мелкие черные крупицы падают в баночки с белилами и румянами, стоявшие на туалетном столике.
– Ты меня слышала? – спросила Сесиль.
Попробуй не услышь, подумала Марианна, но предпочла оставить это замечание при себе.
– Его визит не имеет ко мне никакого отношения, – солгала она.
Темные глаза Сесиль уставились на Джозефину Браун, выступавшую сегодня перед Марианной.
Подруги не очень хорошо знали эту сдержанную, таинственную женщину, да и никто в цирке ее не знал. Джозефина просто однажды появилась на Ньюкасл-стрит, начала метать ножи и делала это до тех пор, пока Барнабас не обратил на нее внимание. Он тут же нанял ее, и она стала третьей большой достопримечательностью во время выступлений цирка.
Если на свете и существовал нож или меч, которым эта смертельно опасная женщина еще не владела, то Марианна об этом не знала.
Обычно Джозефина после своего выступления сразу же исчезала, избегая общения с другими артистами, но сегодня по какой-то причине задержалась в гримерке даже после того, как стерла с лица грим и сняла шокирующий черный костюм, в котором выступала: кожаные бриджи, превосходный фрак, рубашку и сапоги для верховой езды. Все это дополнялось черной кожаной маской, закрывавшей верхнюю половину лица. Особенно эффектно этот костюм смотрелся в сочетании с ее светлой кожей, бледно-серыми глазами и шелковистыми светлыми волосами.
И это не говоря об огромной черной птице, всюду ее сопровождавшей.
Ангус, ее ворон, был таким же спокойным и таинственным, как хозяйка. Эта пара была неразлучна, и Ангус принимал непосредственное участие в выступлении. Помимо прочего его выдрессировали держать игральные карты, пока Джо метала в них свои кинжалы.
Кроме того, ворон был в некотором роде вором – по крайней мере так считали некоторые артисты. За последние четыре месяца, с тех пор как Джозефина и Ангус присоединились к труппе, у циркачей пропало несколько мелких вещей, не всегда ценных. И хотя никто не мог доказать виновность птицы, подозревали Ангуса и его хозяйку.
Дядя окрестил Джо «ля Сабрюз»[2] и держал ее личность в секрете.
– Он на тебя сегодня смотрел? – спросила Сесиль Джозефину, которая лениво точила один из своих ножей.
Похоже, это занятие отнимало у нее много времени, учитывая количество этих ножей. Ангус сидел на ворохе одежды, перекинутой через подлокотник кушетки, распушив перья и спрятав большую голову под крыло.
Не дождавшись от Джозефины ответа, Сесиль хлопнула в ладоши. В маленькой комнате это прозвучало как выстрел.
– Эй, Блейд![3] Écoutez-moi![4]
Ни у Джо, ни у птицы и волосок (или перо) не дрогнул.
Послышалось негромкое шипение: Джозефина еще раз провела ножом по точильному камню и только потом подняла голову. Ее странные опалово-серые глаза смотрели затуманенно, словно она только что очнулась от глубокого сна.
– Прошу прощения? – Голос мягкий, произношение не совсем изысканное, но без какого-либо выраженного диалекта.
Она говорила скорее как старшая прислуга – возможно, экономка или гувернантка. Одетая в простое шерстяное платье темно-синего цвета, с заплетенной толстой косой за спиной, она напоминала Марианне молочниц, что пасли стадо на лугу и предлагали купить чашку свежего молока. Джозефина казалась целомудренной и непорочной… до тех пор, пока не присмотришься получше.
Никогда раньше Марианна не встречала человека, настолько лишенного эмоций (любых эмоций), как Джозефина Браун. С ней не мог сравниться даже герцог Стонтон. Марианна ощущала, что у герцога под отполированным до блеска фасадом бурлят гнев, раздражение и сарказм. У Блейд (это прозвище подходило ей во многих смыслах) ощущалась только жутковатая пустота.
Сесиль досадливо фыркнула и щелкнула пальцами перед носом Джозефины: ей показалось, что о ее вопросе забыли.
– Mon Dieu![5] Ты что, живешь в своем маленьком мирке? Я спросила тебя про Стонтона, – добавила она прежде, чем Джо успела подтвердить или опровергнуть ее грубые слова. – Смотрел он на тебя сегодня?
Блейд никогда не делала и не говорила ничего в спешке, и грубость Сесиль ничуть ее не подстегнула. Вместо ответа она посмотрела на опасный кинжал, который держала в левой руке. Ее изящные тонкие пальцы казались неуместными на тяжелой, черной, обтянутой кожей рукоятке.