– Ты его даже не прочла!..
– Зачем бы мне это?
– Э-э-э… ну, в конце концов, он же герцог.
– Ты себя слышишь? Я-то думала, ты считаешь всех людей равными.
– Считаю. Но это не значит, что некоторые могут быть и повыше.
Она засмеялась, а Джек добавил:
– Неразумно наживать себе врагов такого сорта, Энни. Кроме того, ты же не знаешь, чего он хочет.
– Он мужчина. Я в курсе притязаний этого племени.
Как ни странно, такие мысли вызывали у Марианны разочарование. Все прочитанное ею о герцоге Стонтоне указывало на то, что человек он выдающийся, высоко-нравственный и порядочный – благородный бастион, противостоящий безрассудным бесчинствам человечества, в особенности мужчин его класса. И тем не менее вот он, пожалуйста, тайком передает записочки ей, королеве ринга.
– Может, ты ошибаешься, голубка, и ему вовсе не это нужно.
– Тогда что же? Чего еще может хотеть мужчина от такой женщины, как я?
– И тебе не интересно узнать?
– Ни капли.
Джек поцокал языком:
– Ну, должно быть, у мужика что-то с головой не в порядке.
– Потому что преследует меня? – поддразнила она.
– Не будь дурой. Я просто хотел сказать, что у него наглости хоть отбавляй: после того-то, что он говорил про цирк вообще и женщин на ринге в частности.
Джек имел в виду прошлогоднюю обличительную речь герцога Стонтона, ни много ни мало – в парламенте, после того как одна женщина погибла во время поединка без правил. Герцог связал падение нравов с женским боксом наряду с другими аморальными развлечениями. И хотя конкретно про дядюшкин цирк он ничего не сказал, но поставил цирки и балаганы в один ряд с теми заведениями, где имелись крысиные ямы, медвежья травля, петушиные и собачьи бои.
Барнабас был вне себя от ярости после речи Стонтона, но, похоже, быстро все забыл, раз согласился стать мальчиком-посыльным при герцоге.
Марианна зевнула, встала и потянулась.
– Стонтон, конечно, любит поучать, но ты должен признать, что после его крестового похода многое было сделано ради искоренения детского труда и торговли девственницами.
– Это не значит, что великий и могучий герцог Стонтон сам не балуется лапочками.
Девственницы, или, в вульгарной речи, лапочки, были дорогим товаром, обычно доступным только очень богатым людям.
– Никогда не слышала, чтобы Стонтон увлекался малолетками.
И в самом деле: его имя никогда не упоминалось в скандальных газетенках, которые Сесиль раскидывала по всему дому. Судя по всему, он не потакал своим эгоистичным желаниям, как поступали большинство аристократов, уверенных, что это их право и привилегия. А может быть, герцог просто умел лучше скрывать собственную распущенность.
Джек раздраженно пожал плечами:
– Сомневаюсь, что он просто так тут околачивается и присматривается к тебе.
– Может, он околачивается тут, чтобы собрать доказательства и закрыть нас по причине аморальности и непристойности.
Не только герцог Стонтон досаждал цирку Фарнема. Существовали многочисленные женские группы, поставившие своей жизненной целью закрыть дядюшкин цирк.
К счастью, в начале марта цирк отправляется в турне, и Марианна уедет из Лондона почти на год. Она надеялась, что благодаря их долгому отсутствию столичные любители совать нос в чужие дела найдут другую мишень для реформирования, а герцог Стонтон наверняка потеряет к ней интерес гораздо раньше.
Глава 2
Марианна бросила монету конюху с сонными глазами, взяла Реджинальда под уздцы и села верхом, не воспользовавшись специальной подставкой, чего никогда не смогла бы сделать в элегантной амазонке. Она предпочитала ездить верхом в бриджах и сапогах.
Удобно устроившись на сером жеребце, она выехала из небольшого дворика при конюшне. Джек, конечно, потребовал бы, чтобы она не ехала верхом, а бежала перед конем, но Марианна терпеть не могла бегать и не смогла бы делать это ежедневно. По ее мнению, верховая прогулка в парке являлась достойным компромиссом.
Дядя наотрез отказался покупать ей приличную лошадь, утверждая, что любая старая кляча подойдет, поэтому Марианна купила Реджинальда сама. Она заплатила за жеребца больше, чем могла себе позволить, но он был отлично выдрессирован и ездить на нем было одинаково удобно и в женском седле, и в мужском.
К тому времени как они приблизились к воротам Гайд-парка, тело Реджинальда напряглось от предвкушения, а Марианна окончательно проснулась.
– Готов пробежаться, Реджи?
Его чувствительные уши дернулись, конь фыркнул, словно понял вопрос.
– Тогда вперед!
Мощное туловище Реджинальда рванулось вперед, и всю свою силу конь направил в захватывающий дух изящный галоп.